Опасаясь невероятной живучести этих гигантских акул, мы больше часа не решались приблизиться к ней, дожидаясь, когда ее глаза затянет серая пленка.

— Распотрошите ее, — приказал Арнольд.

Из широкого разреза на палубу вывалилась зеленоватая печень, после чего матрос, выступавший в роли главного хирурга, извлек из брюха большой пузырь желудка.

— Бывает, что в желудке у акул находят драгоценности, — ухмыльнулся он, разрезая желудок точным ударом ножа.

На палубу из разреза со зловещим стуком вывалилась кисть руки с торчащей костью и надетым на нее браслетом с небольшими золотыми самородками.

В Кингстоне Джарвис купил небольшой кожаный чемоданчик с подкладкой из розового шелка, в который положил зловещие останки и браслет с золотом. Следующей ночью он зарыл чемоданчик на кладбище.

Конечно, драгоценность стоила большие деньги, но даже Меестерс смирился с их потерей и не стал возражать против мрачной погребальной церемонии.

Ужасная мадам Сю

Ужасная мадам Сю

Этой зимой я покинул Фальмут на яхте старины Сизера, взявшего курс на Нант. Его скорлупка зашла в Хью-Таун с целью, которую я не стремился выяснить, поскольку я человек не любопытный. Но можно не сомневаться, что дело было связано с контрабандой — это не стало бы загадкой для самого отстающего ученика первого класса.

Я сошел на берег и в первом же попавшемся мне на глаза кабаке познакомился с «rye»[56]. Эффект, оказанный на меня этим напитком, оказался весьма печальным. Когда я через несколько дней смог принять вертикальное положение, то выяснил, что Сизер исчез вместе со своей посудиной.

Таким образом я оказался в Хью-Тауне. На следующий день поднялась одна из этих ужасных осенних бурь, которые делают острова Сорлинги[57] недоступными и отклоняют на несколько месяцев от островных портов все, что перемещается по морю с помощью парусов или пара.

Как всегда, у меня были деньги в количестве, достаточном для привольной жизни любой царственной особы на протяжении года в любом месте, забытом Богом и людьми.

Старик, отзывавшийся на свистящее имя Коулси и в молодости имевший некоторое отношение к военному флоту, поселил меня в уютной комнате. Его служанка, некрасивая женщина с лицом старой карги, приносила мне обильную, хорошо приготовленную еду.

Однажды утром, когда я сидел с трубкой, держа в руке стаканчик с хлебной водкой, к которой успел привыкнуть, в комнату вошел Коулси.

— Пришел Коупленд, и он хочет видеть вас, — сказал он. — Когда он вам надоест, можете выбросить его в окно. Вас только поблагодарят за это — его у нас никто не любит.