От Хора Макс известий не имел. Слышал только, что его арестовало гестапо, и считал своего друга погибшим.

Но когда в 1945 году, после освобождения Вены, Макс вернулся в родной город, он узнал, что Хор был в Бухенвальде и чудом уцелел.

Былая дружба не возобновилась, но между ними установились теплые приятельские отношения. Хор часто заходил к Гупперту посидеть, потолковать о том, о сем, и поэтому Макс не удивился его сегодняшнему приходу.

Но вот Киршнер впервые у Макса…

— Выпейте кофе, — предложила Мицци, когда гости уселись.

— С удовольствием, — отозвался Киршнер. — Дома я тоже пил кофе, но, признаться, без сахара.

Мицци весело глянула на Макса и, не выдержав, прыснула со смеху.

— Ага! — догадался Киршнер. — Видимо, вы тоже не очень любите сладости.

Они потолковали о возросших ценах.

— Вот что, — сказал, наконец, Киршнер, заметив, что Макс украдкой поглядывает на часы. — Пришли мы к тебе с таким делом: поедешь от нас гостем на конгресс сторонников мира в Венгрию.

— В Венгрию? Я?

Макс от неожиданности даже привстал.

— Именно ты! Что в этом удивительного?

— Но… но ведь есть более достойные люди. И потом… что я скажу на конгрессе? Мне никогда не приходилось выступать на таких ответственных собраниях. А тут еще за границей. Оратор из меня — сами знаете какой. Просто не смогу… Вот будет картина, — он заговорил, подражая голосу радиодиктора: — «Австрийский гость молчал в течение двадцати минут, а затем, кашлянув, оставил трибуну»…

Никто не отозвался на шутку. Даже Мицци посмотрела на Макса с укоризной.

— Шутки в сторону, Макс. Тебя решили послать — и ты поедешь, — строго сказал Киршнер. — Оратором быть вовсе не обязательно. Зачитаешь приветственное письмо, а затем просто и ясно расскажешь о том, как мы здесь боремся за мир. Расскажешь, как три тысячи подписей под Стокгольмским воззванием собрал, о бесчинствах американской военщины… Рассказать есть о чем.

— Да, конечно… Только…

Макс замялся. На его лице проступил румянец.

— Договаривай, договаривай! Тут все свои.

— Только вот с деньгами у нас с Мицци сейчас туговато. А, ладно, — он пристукнул по столу ладонью. — Займем немного, продадим кое-что из вещей…