Когда от храпа Карклиене под потолком закачались балки, Лейнасар установил рацию. Передав свои позывные, он снова и снова переключался на прием, но ничего, кроме побочных шумов, не услышал.

Вдруг случилось чудо. Лейнасар стремительно подался вперед, и рука его схватилась за карандаш. Риекстинь облегченно вздохнул. Связь с Готландом наконец была установлена.

Сеанс было очень кратким, и, когда Лейнасар расшифровал принятый текст, в нем оказалось распоряжение повторять сеансы каждые три дня, в десять часов утра по московскому времени.

На дальнейшие вызовы Герцог не отвечал. Лейнасар сердился, что не успел ничего сообщить о Карнитисе, упаковал рацию и улегся спать на старый диван. Еще долго на разные тона в разных углах скрипели диванные пружины.

— Какого черта они перешли на дневные передачи? Несчастные лодыри, не хотят, должно быть, жертвовать несколькими минутами сна! — возмущался Лейнасар, засыпая.

2

Павил Гайгал две вещи считал самыми странными в своей жизни. Во-первых, то, что выспаться ему более или менее удавалось только в буржуазной Латвии, в тюрьме. В ней он из своих сорока лет жизни просидел двенадцать. На воле он был кузнецом, постоянно приходилось работать сверхурочные часы, за которые часто забывали уплатить. Каждую свободную минуту, до глубокой ночи, отнимали подпольная работа и занятия в вечерней школе имени Райниса и еще непреодолимая страсть к чтению. Он страдал от недосыпания, как от хронической болезни. Очень хотелось изменить образ жизни и устроиться более или менее по-человечески. В буржуазной Латвии это означало сдаться, поступиться своими идеалами. Но Гайгалы были упорны, это знали все, кому приходилось иметь дело с представителями их семьи. И Павил Гайгал скорее согласился бы сложить голову, чем сдаться.

Второй странностью в жизни Гайгала было то, что он после разгрома буржуазной диктатуры попал на работу, какая ему и не снилась.

— У тебя, Павил, рука кузнеца, как раз такая нужна, чтобы избавить нашу новую жизнь от всякой нечисти и охранять дорогу, которую выбрал народ, — дорогу в коммунизм, — сказал первый секретарь Центрального Комитета партии. Тут, конечно, ничего возразить нельзя было. И Гайгал очутился в системе государственной безопасности.

Работа была интересная, но ее оказалось так много, что дня не хватало, и опять приходилось занимать время у ночи.

Врага надо было разоблачать и обезвреживать, и расписания в этом деле не установишь.

Затем пришла война. Все планы рухнули. Первое время Гайгал был партизаном, на втором этапе войны его перевели в Москву, где он работал в контрразведке. После освобождения Риги Гайгал вернулся на работу, начатую в 1940 году. И вот уже осень 1946 года.