Задребезжал телефонный аппарат.

— Господин Гроссмайстер, вас просят, — сказал Ян.

Лабрюйер подошел к аппарату.

— Ну, как? — спросил он.

— Заговорил! — весело ответил Линдер. — Утверждает, что чист, как дитя в материнской утробе, а во всю эту историю его втянул товарищ. Тот, которому шею свернули. Товарища он дважды, не подумав, назвал «Бычком», ну а я поправлять не стал.

— «Бычок»! — воскликнул Лабрюйер. — Ну, значит, одним подлецом меньше.

Подошел Хорь.

— Леопард, мне срочно нужен аппарат, — сказал он строго.

— Да погодите вы… Что он еще сказал?

— Он сказал, что старика убил «Бычок», а он тут ни при чем, его и близко не было. Что у «Бычка» был отличный нож… штык-нож, так он сказал…

— Погоди, Линдер, вот тут уже начинается вранье. Проверить-то мы не можем!

— Он еще говорит, что все дело в каком-то ребенке. Он хочет рассказать о ребенке. Ты понимаешь, о чем речь?

— Нет. Но ты попробуй узнать.

— Я еще с ним поговорю. И дам тебе знать.

— Хорошо.

Пустив Хоря к аппарату, Лабрюйер поманил Росомаху.

— Ты понимаешь? Если Краузе — не «Бычок», то, то…

— Погоди ты с умопостроениями. Объясни сперва, что означала эта тарабарщина.

Росомаха изобразил пальцами выкрутасы.

— Сейчас… — Лабрюйер принялся вспоминать «немую азбуку», которую показывала госпожа Ливанова. В этой азбуке была своя логика, только одна буква, кажется, оказалась вне логики, и это он сразу отметил — там, на лавочке, над каналом…