И Октавиан оказался неплохим оратором, как только начал говорить. Цицерон был в восторге от его обличения Антония: «…этот подделыватель указов, этот нарушитель законов, этот вор законного наследства, этот предатель, который даже теперь ищет, как бы развязать войну со всем государством…». Но затем мой друг стал уже не так доволен, когда я доложил ему, что Октавиан указал на статую Цезаря, воздвигнутую на ростре, и восславил его как «величайшего римлянина всех времен, за чье убийство я отомщу и надежды которого на меня оправдаю – клянусь в том всеми богами!» С этими словами молодой человек сошел с возвышения под громкие аплодисменты и вскоре покинул город, забрав с собой своих солдат, встревоженный донесениями о том, что Антоний приближается с куда более многочисленным войском.

Теперь события стали развиваться с огромной быстротой. Марк Антоний остановил свою армию, в которую входил знаменитый Пятый легион Цезаря, «Жаворонки», в каких-то двенадцати милях от Рима, на Тибре, и вошел в город с личной охраной в тысячу человек.

Он созвал Сенат двадцать четвертого числа и дал знать, что ожидает от сенаторов, чтобы те объявили Октавиана врагом общества. Неявка будет расценена как потворство предательству приемного сына Цезаря и будет караться смертью. Армия Антония готова была войти в город в случае неисполнения его воли, и Рим охватила уверенность в неизбежной бойне.

Наступило двадцать четвертое, собрался Сенат – но сам Антоний там не появился. Один из македонских легионов освистал его, а Марсов легион, стоящий лагерем в шестидесяти милях от города, в Альба-Фученс, внезапно объявил, что он за Октавиана, в обмен на подарок в пять раз больший, чем предложил Марк Антоний. После этого Антоний помчался туда, чтобы попытаться вновь завоевать верность легионеров, но его открыто высмеяли за скупость. Он вернулся в Рим и созвал Сенат на двадцать восьмое число, на сей раз на экстренное ночное заседание.

Никогда раньше на памяти людей Сенат не собирался в темноте: это противоречило всем обычаям и всем священным законам.

Когда я спустился на форум, собираясь составить отчет для Цицерона, то увидел, что там полно легионеров, выстроившихся в свете факелов. Зрелище было таким зловещим, что мне изменила храбрость и я не осмелился войти в храм, а вместо этого встал неподалеку вместе с собравшейся снаружи толпой.

Я увидел, как прибыл Антоний, примчавшись с Альба-Фученс, в сопровождении своего брата Луция, субъекта еще более дикого вида – тот сражался в Азии как гладиатор и вспорол глотку своему другу. Час спустя я все еще стоял там и видел, как оба они в спешке ушли. Никогда не забуду паники на лице закатывающего глаза Антония, когда тот ринулся вниз по ступеням храма. Ему только что сказали, что еще один легион, Четвертый, последовал примеру Марсова легиона и тоже объявил себя на стороне Октавиана. Теперь уже Марк Антоний рисковал, что его превзойдут численно.