– Ну, – с ухмылкой спросил Марк Туллий, – что думаешь?
– Это очень лестно, – ответил я.
– Лестно? Да брось! Пусти в ход свое воображение. Это более чем лестно! Я думаю об этом с тех пор, как получил письмо.
После того как один из рабов помог Цицерону снять уличную одежду, тот поманил меня и Аттика, приглашая следовать за ним в кабинет, и попросил меня закрыть дверь.
– Насколько я вижу, ситуация такова: если б не Октавиан, Антоний захватил бы Рим, и с нашим делом уже все было бы кончено, – сказал он нам. – Но страх перед Октавианом заставил волка в последний миг бросить свою добычу, и теперь он крадется на север, чтобы вместо Рима пожрать Ближнюю Галлию. Если этой зимой он нанесет поражение Дециму и захватит провинцию – а так, наверное, и произойдет, – у него появится финансовая база и войско, чтобы весной вернуться в Рим и покончить с нами. Все, что стоит между ним и нами, – это Октавиан.
Помпоний Аттик скептически спросил:
– Ты и вправду думаешь, что Октавиан набрал армию, чтобы защищать то, что осталось от республики?
– Нет, но разве в его интересах позволить Антонию взять контроль над Римом? – отозвался оратор. – Конечно, нет. Антоний в данный момент его настоящий враг – тот, кто украл его наследство и отметает его требования. Если я смогу убедить Октавиана в этом, мы еще можем спастись от катастрофы.
– Возможно… Но только для того, чтобы передать республику из лап одного тирана в лапы другого – и к тому же это будет тиран, который сам называет себя Цезарем, – заметил Аттик.
– О, я не знаю, тиран ли этот парень… Возможно, мне удастся использовать свое влияние, чтобы удержать его на пути добродетели – по крайней мере, пока мы не избавимся от Антония.
– Его письмо определенно подразумевает, что он будет тебя слушать, – сказал я.
– Именно, – кивнул Марк Туллий. – Поверь, Аттик, я мог бы показать тебе тридцать таких писем, если б потрудился их найти: они приходили все время с самого апреля. Почему он так жаждет моего совета? Дело в том, что мальчику не хватает человека, которого он хотел бы видеть своим отцом: его родной отец умер, его отчим – дурак, а приемный отец оставил ему величайшее в истории наследство, но не оставил наставлений, как его заполучить. Кажется, я каким-то образом занял место его отца, и это благословение – не столько для меня, сколько для республики.
– И что же ты собираешься делать? – спросил Аттик.
– Поеду с ним повидаться.
– В Этрурию, посреди зимы, в твоем возрасте? Это ведь в сотне миль отсюда. Ты, наверное, спятил!
– Но вряд ли можно ожидать, что Октавиан явится в Рим, – поддержал я своего друга.