— Но сможем ли мы справиться со ста пятьюдесятью тысячами мятежников? — задал вопрос Макклелан, и тишина была ему ответом.

Они ехали через зону, где стояла лагерем пехота, и войска северян, обнаружив, что их генерал находится поблизости, побежали к дороге, чтобы его поприветствовать.

Старбак, поотстав от Макклелана, заметил, как коротышка-генерал немедленно вдохновился лестью солдат и насколько неподдельной была эта лесть. Людей вдохновило присутствие Макклелана, как и генерал оживился от их криков.

Когда он остановил лошадь и попросил солдата одолжить дымящуюся трубку, чтобы прикурить от нее сигару, удобрительные возгласы зазвучали еще громче. Этот по-домашнему теплый жест показался столпившимся вокруг гнедой лошади генерала солдатам особенно трогательным.

— Скажите нам, когда мы отправимся добивать этих мятежников, генерал! — выкрикнул какой-то солдат.

— Когда придет время! Когда придет время! Вы знаете, что я не буду рисковать вашими жизнями без нужды! Всему свое время!

Один из солдат предложил генералу галету, и Макклелан вызвал очередной залп одобрительных возгласов, притворно поинтересовавшись, должен ли он съесть этот предмет или использовать его в качестве кровли для крыши.

— Он чудесный человек, — признался брату Джеймс.

— Правда?

За эти несколько дней он обнаружил, что лучший способ управлять Джеймсом — это слепо соглашаться со всеми его высказываниями, хотя даже эти незначительные действия давались ему с трудом.

Облегчение и радость Джеймса по поводу чудесного возвращения шли от самого сердца, он хотел сделать Старбака счастливым в награду за эту перемену, но его внимание было слишком назойливым.

Джеймс полагал, как и отец, что табак — это дьявольское зелье, но Старбаку хотелось покурить, так что Джеймс с радостью купил сигары у военных маркитантов, чьи повозки выступали в роли магазинов везде, где размещались полки. Джеймс даже сделал вид, что поверил в заявление Старбака о том, что вино и виски необходимы ему для лечения желудочных проблем, и на собственные деньги покупал это так называемое лекарство.

Нежность и рвение Джеймса лишь усугубляли вину Старбака, он всё сильнее ощущал себя виноватым, видя, насколько брату приятно находиться в его обществе.

Джеймс гордился своим братом, даже немного ему завидовал и получал удовольствие, рассказывая историю о том, как брат, хоть и считался в прошлом году перебежчиком, на самом деле с самого первого выстрела на этой войне являлся тайным агентом Севера. Старбак это не отрицал, то удовольствие, которое получал от рассказа Джеймс, лишь мучило совесть его младшего брата, осознававшего, что предает доверие.