El Matarife подзывал Шарпа к себе.

— Ну, англичанин, подходи! Иди сюда! Иди за своей смертью.

Шарп опустил левую руку и согнул ее.

Он двигался вперед.

El Matarife ждал. Он присел, держа нож низко. Он начал встряхивать цепь, пытаясь обмотать ее вокруг клинка Шарпа, но Шарп просто вытянул левую руку в сторону, и цепь прошла мимо.

— Ну, англичанин!

Они были близко теперь, в четырех футах друг от друга, они смотрели друг другу в глаза, и оба низко держали ножи. Ни один не двигался. Толпа безмолвствовала.

Когда El Matarife кинулся, это было быстро, как атака скорпиона, но Шарп дрался всю свою жизнь, и его быстрота не уступала быстроте испанца. Шарп уклонился, и лезвие просвистело мимо его лица. Шарп улыбнулся.

El Matarife зарычал на него, пытаясь его запугать, а затем свернул цепь петлей и поднял, чтобы накинуть на голову Шарпа. Шарп поймал петлю, дернул ее и взмахнул ножом, поскольку испанец не мог защититься, и Шарп увидел внезапный страх в глазах этого животного, потому что El Matarife почувствовал быстроту Шарпа, когда нож стрелка ударил снизу вверх.

— Uno!

Правое предплечье El Matarife кровоточило.

Толпа затихла.

Шарп отступил с той же быстротой, с какой атаковал. Испанец рычал. Он недооценил англичанина, даже позволил ему пожить, чтобы развлечь толпу, но теперь El Matarife намеревался убить Шарпа. Он отступил, сжимая цепь, и начал снова пытаться вывести Шарпа из равновесия, дергая серебряную цепь с невероятной силой, но на сей раз Шарп держался твердо, позволяя тащиться себя вперед, и Палач должен был отступать и отступать, пока не оказался на краю ринга и отступать было некуда, а Шарп смеялся над ним.

— Ты предатель, испанец, и твоя мать блядовала со свиньями.

El Matarife заревел и прыгнул вперед. Нож, поднятый высоко, блеснул перед глазами Шарпа, а потом вдруг опустился и ударил снизу вверх.

— Uno! — закричал El Matarife, торжествуя, и толпа кричала вместе с ним.

Шарпу всю жизнь будут сниться это кошмарное мгновенье. Нож прошел в полудюйме от его живота, еще немного — и он вспорол бы его от паха до ребер и его кишки вывалились бы прямо в усыпанную серебром грязь, и он никогда не поймет, как его тело уклонилось так быстро и как его правая рука нашла просвет и ударила по мелькнувшей руке испанца. Он закричал, отпрыгнув назад:

— Dos!