– Не-е, – помотал головой капитан. – Не в жопе... – и снова шёпотом: – На Мысе Доброй Надежды.

– А? – переспросил начальник штаба.

– Верёвку – и туда, – сказал начальник службы РАВ.

– Пошли, – сообразил НШ и швырнул секреты в сейф.

Мысом Доброй Надежды в полку называли стоящее на отшибе МОП (место общественного пользования), традиционный деревянный туалет типа «сортир» на две дырки с общей выгребной ямой. Тонкая фанерная переборка разделяла строение на два равноправных отсека – «мэ» и «жо», поскольку в полку, как и везде, была масса военизированных тёток. Трудно понять логику заговорщиков, но все три гения военной мысли, не сговариваясь, первым делом заглянули в дырку за литерой «Ж». Вокруг не было ни души, если не считать полусонного часового, кунявшего под постовым грибком в сотне метров от места проведения подрывных работ. «Мыс» в табель постам не входил, и часовому было начихать на двух офицеров и прапорщика, которые, воровато озираясь, одновременно зашли в отделение с буквой «Ж».

– Мало, – покачал головой НШ после внимательного изучения дучки органолептическим методом с применением органов зрения и обоняния. – Пошли в другую.

В другой дырке, понятно, оказалось столько же. НШ задумчиво почесал нос. Прапорщика же осенило первым.

– Яма ж общая, – радостно сообщил он, но осёкся, встретившись глазами с НШ (никогда нельзя показывать, что ты умнее начальства).

Капитан извлёк из кармана гранату и запал, ввинтил одно в другое. Между прочим, до сих пор непонятно, как они там втроём в сортирной кабинке поместились.

– Привязывай, – приказал он прапору.

Прапорщик ловко привязал к кольцу предохранительной чеки конец верёвки, составленной из двух длинных кусков разной толщины. Начальник штаба проверил правильность сборки схемы подрыва.

– Дай слабину, – требовательно сказал он и, взяв гранату в кулак, уверенным движением разогнул усики.

Граната с премерзким звуком чвякнула в разопревшее от жаркого лета душистое содержимое ямы. Аккуратно отматывая на ходу верёвку, подрывники вышли из заведения и, не оглядываясь, пошли к бугорку, что торчал из травы метрах в сорока. Конечно, имело смысл оглянуться, но...

– Ложись, – приказал начальник штаба.

– Оцепление бы выставить, – неуверенно пошутил прапорщик, но, раздавленный взглядом НШ, тут же превратился в амёбу.

Смутное предчувствие кольнуло изнутри капитана. Это было то самое пресловутое «чувство жопы», которое неизменно вырабатывается у любого нормального военнослужащего после пяти-шести лет ношения формы одежды. Этому чувству надо всегда доверять, иначе оно начинает постепенно атрофироваться. У НШ его, безусловно, уже не было.