— Без нервов, — призвала Катрин. — Не к стенке ведем. Допрос и изменение меры пресечения.

Допрос, вернее, заключительную беседу, пришлось проводить в знакомом кабинете патологоанатома. Начали с инженерного состава.

— Полагаю, вы познакомиться и парой слов перекинуться успели? — Катрин глянула в "дела" подследственных и сунула бумаги обратно в общую папку.

— Нам и раньше доводилось встречаться, — признался Грант.

— Неудивительно. Общие интересы: самолетостроение и малообъяснимая, но пламенная любовь к скорострельному оружию.

— Недобрая ирония судьбы, — угрюмо подтвердил человек, проходящий по следствию как боевик "Лев".

— Наверное, она, судьба. Я вас воспитывать не стану. Вы люди умные, чрезвычайно талантливые и образованные, наверняка уже все просчитали и прояснили в чем был гадостный "развод" и как вас на смертоубийство подписали. Некоторые ошибки, граждане-инженеры, непростительны. Так что, прощения не будет. Искупайте трудом. России, обстрелянной в спину и вами, и настоящими идейными врагами, нужны опыт и знания профессионалов. И аэропланы нужны, вот прямо позарез и уже завтра. Следственное дело завершено, приговор таков: следуете в Ейск, там создается воздухоплавательный центр. С сегодняшнего дня вы на государственной службе. Из-под стражи освобождаетесь, всякие церемонии и торжественные дачи "честного благородного слова", опустим. Следствие и комиссия Общего орготдела надеется на ваше самосознание. Вот товарищ, — Катрин кивнула на молчащего бойца-"попутчика", — из нижних чинов, но кое-что смыслит по части самолетостроения. Надеюсь, сотрудничество наладите. Счастливого пути, трудовых успехов.

Завели литератора. Алексей Иванович за эти дни заметно прибавил в возрасте. Под ногтями нервных пальцев серели ободки от цементного раствора, пальто в брызгах извести. И густо пропах мертвецкой.

— По сути дела говорить нам уже не о чем, — с печалью признала Катрин. — Исключительно по традиции несколько слов на прощание. Должна признаться, знакомство с вами — одно из самых больших огорчений в данном следственном деле. Всегда ценила ваш литературный талант, и вдруг…

— Если неофициально желаете высказаться, так к чему бубнить тоном заезжей жандармской вдовы? — злобно и язвительно поинтересовался бывший литератор. — Уж пожалуйте откровенно. В свойственной, хамски-революционной манере.

— Извольте. Не поверила я. Искали мы шалых стрелков из-за угла, вроде и улики имелись, а я насчет вас и мыслишки не допустила. Дура, чего говорить. Слепо не могла представить вас с пулеметом в руках. Ладно, пусть мальчишки отчаянные или пролетариат, жизнью замордованный. Бытие определяет, шоры на глазах людей. А вы? Тонко-чувствующий, ироничный, глубокий человек. И откуда такая бездонная ненависть? Вот сидите передо мной, весь такой гордый, непреклонный, с намозоленным на спусковом крючке пальцем. Черт знает, что такое и как это понимать. Воистину жутка наша классическая русская интеллигенция в этой слепой жажде чужой и своей крови. Откуда такая самозабвенная склонность к душегубству и суициду во имя самых светлых радостно-ситцевых целей? Просто счастье, что преимущественно вы криворукие и беспулеметные. Ну, полагаю, мои убогие мыслишки вас не особо интересуют.