— И вы за эту говенную платину ввергаете несчастный город в полный террор? Да еще в час незабываемого, пусть и непростого исторического события? Какого шмондеца такое могло в голову бахнуть? — оборотень вновь тряхнула себя за ремень. — Ладно, Кулечка — у него хвост чешется, лютая мстя в башке, да марафет в крови — прям все бурлит-булькает. А ты?

Задержанный глянул на сидящую на столе Катрин и щербато ухмыльнулся:

— Да вы же не хуже меня знаете — это не ваша, и не моя реальность. К чему эти мюзикл-ужасти? Ну, пришли, ну, ушли. Ни моральной, ни юридической ответственности не несем, так в чем пафосный цимес? Объясните, зеленоокая кися, этой заигравшейся в чужую революцию мадам — тут предъявлен масенький вариант из стопятьсот тысяч. Игрушка ни о чем. У нас там своя жизнь. Настоящая. Я за высшую справедливость в своем мире ничего не пожалею! А здесь… плюнуть и растереть три раза. И хватит меня троллить теми жалкими писаками-литераторами — просто смехотворно — ну кто их помнит в наше время? Это же даже не блоггеры второго порядка. Про инженеров и прочих даже не упомяну. Что вы вообще ко мне с этой вербовкой пристали? Не простых же ванюшек было набирать? А так некий квест, забавно, честное спортивный конкурс. Ну объясните, объясните модератору своего фейкового отдела.

Катрин пожала плечами — объяснять оборотню ничего не требовалось, все Лоуд и так поняла. Только не поверила оборотень, все ищет второе дно, не веря в абсолютно плоский и безмозглый, как лист поцарапанного облицовочного пластика, инфантильный цинизм Ганна. Это виновато слишком тесное общение со сторонниками и противниками великой революции — сотни неординарных, ярких и своеобразных личностей, неоднозначных, в большей части далеко не ангелов, но… Они, здешние люди, не знают, что такое виртуал-реальность, они рискуют всем здесь и сейчас, и жизнь у них одна. Они — всерьез. Они срывают горло на трибунах, мерзнут, таскают тяжелые винтовки, кормят вшей. Они сидели по тюрьмам и каторгам, по двенадцать часов махали кувалдами в дымных цехах, жрали тухлятину, хлебали настоящую политуру и настоящее французское шампанское, лечили сифилис после краткого романа на водах, сочиняли стихи на манжетах, поднимались цепью на пулеметы, варили лебеду и ходили по пашне за сохой. День за днем, вдыхая запах керосина, пороха и тонких духов, навоза и церковного ладана. Они удивлялись электролампочке. Смешные ненастоящие людишки. Навсегда ушедшее прошлое. И Ганн — всемогущий и всезнающий сверхчеловек, неразделимо соединенный с Великой Паутиной. Венец эволюции. Практически бог. Он ниспускается в этот мир и восходит на свой цифровой олимп когда пожелает. Он бесстрашен, мудр, мужественен. Месяц в первобытном Петрограде — с ума сойти, какой авантюрист. Он рискует, но всегда выигрывает. Или перезагружается и начинает сначала. Он напрочь лишен фантазии. Воображение отмерло за ненадобностью — в голове все чужое.