— И тогда, он говорит: У вас, там в меню, что — то про седла написано, за эти деньги, вы должны нам принести два кавалерийских седла!

Машка расхохоталась звонким смехом, и мистер Браун к ней присоединился.

— Действительно, смешно, — сказал он, вытирая глаза платком — два кавалерийских седла! В ресторане!

Не думаю, что ему, так уж смешно, Машка просто нравится ему, не в том смысле, что он извращенец, нет, ему просто приятно, что она рядом, такая веселая и беззаботная.

Никогда не забуду свадебных старичков, которые хлопали ей стоя. Вот такое сокровище мне досталось. Счастливчик! Только, иногда, накатывает неприятное чувство; после катастрофы я мог погибнуть и тогда погибла бы и Маша, и Нина Александровна никогда бы не оправилась от такой потери. Мир без Машки стал бы беднее. Как, я благодарен Старику! Не за себя, за Машку!

— Майки! Я тебе стейк заказала! Я знаю, ты любишь стейк!

— И тебя — сказал я, подсаживаясь к столу.

— Что и меня?

— Люблю стейк и тебя!

— Нет уж, лучше ешь стейк, я тебе еще пригожусь!

Машка, опять, заливисто рассмеялась.

Подошла официантка, расставила перед нами тарелки. Мы с Машей, действительно проголодались, я старался все делать, как она, чтобы все было в рамках приличий. В той жизни, я бывал в советских ресторанах, не слишком престижных, в целях экономии. В девяностые стало не до ресторанов. А когда все устаканилось, мне уже было за сорок, да и деньги нелегко заработанные, в ресторан нести не хотелось. После сорока я пил редко.

— Майки, у тебя глаза стали грустные, не думай о плохом!

— Я и не думаю, так, вспомнилось кое — что.

— Значит, ты все — таки вспоминаешь свое прошлое? — заволновалась Маша.

— Маша, мы с тобой на эту тему, потом поговорим.

— А, что не так с твоим прошлым? — спросил мистер Браун.

— Я не хочу об этом говорить. — Сказал я твердо.

— Хорошо, хорошо, мы не будем об этом говорить. Давай о другом поговорим, сколько лет тебе было, когда ты стал сочинять песни?

— В двенадцать лет мама подарила мне гитару, и я сразу начал сочинять музыку. Отец был в шоке, то, что у меня получалось он музыкой не считал, комментарий у него был только один: «Громко!» Мама за меня заступалась, а иначе отец, наверное, прекратил мои занятия. Потом меня пересилили играть в подвал и всем стало полегче. Спасибо деду, он строил дом после карибского кризиса и наш подвал — это настоящее противоатомное убежище. Оттуда ничего не слышно! Вот такие у меня университеты. Профессионально, музыке я нигде не учился.