— Ладно, уже, разошелся профессор, — бурчит генерал, — я тебя понял, «Vincere aut mori», «победить или умереть».

Заметив удивление в моих глазах, дед ухмыляется, — Что не ожидал? Не один ты латынь знаешь.

— Ладно, — продолжает Константин Николаевич, — помни, что ты обещал. Если с тобой что-то случится, наши шансы изменить историю к лучшему резко уменьшаются. Об отце с матерью и мне с бабкой уже не говорю. И вообще учти, что я уже, знаешь ли, уже не молод. Могу и представиться в любой момент.

— Дед прекрати, тебе еще жить и жить, — возмущенно начинаю я, но старик обрывает мою речь, властным взмахом руки.

— Ты все уяснил? — суровые глаза генерала пронизывают меня насквозь.

— Да, — медленно киваю, — Безрассудно на рожон лезть и язык распускать не буду. Не волнуйся. Я все контролирую.

— Хотелось бы верить, — беззлобно ворчит Константин Николаевич.

— Не переживай дед, я тебя не подведу. Слишком многое поставлено на карту, — пристально смотрю в глаза генералу. Наши взгляды скрещиваются словно два клинка.

Константин Николаевич медленно кивает. На мое плечо опускается крепкая рука деда.

— Считай, что ты меня убедил.

8 октября 1978 года. Воскресенье

8 октября 1978 года. Воскресенье

— Ну как понравилось выступление наших бойцов? — гремит голос сэнсея, отражаясь от стен зала гулким эхом. Мальцев картинно замирает в стойке с поднятыми вверх кулаками. Зеленый маскхалат красиво облегает атлетический торс.

Разбросанные в стороны Миркин, Потапенко, Волобуев правдоподобно изображают трупы. Полежав несколько секунд в живописных позах, ребята встают и подбирают макеты ножей и автомата Калашникова.

Зал взрывается бурным аплодисментами. Азартно хлопают в ладоши детдомовцы, бурно рукоплещет пришедшая из рабочих общежитий, заводов и ВУЗов молодежь, прочитавшая наши приглашения. Улыбается уголками губ Елена Станиславовна, прибывшая с большой толпой детдомовцев. Недалеко от неё, развязно привалившись к стенке, стоят белобрысый с Бидоном и остальная гоп-компания. По мелькающей в их глазах секундной растерянности и изумленным рожам, вижу: они впечатлены. Но через мгновение на лица гопников и их боевых подруг снова возвращаются кривые презрительные ухмылки.

«Ну ничего, через минуту я надолго сотру эти выражения с ваших морд», — злорадно думаю я.

Сейчас в зале не протолкнуться. Все пространство возле ковра забито людьми. Первые ряды сидят на заранее расставленных скамейках, последние стоят, заполняя пространство до самых стенок. Внимательно смотрю на окружающих. Равнодушных нет. Всех переполняют эмоции. Горящие восторгом глаза, раскрасневшиеся довольные лица. Вижу Ваню, Пашу и Аню, стоящих вместе с Тимуром Мансуровым, Смирновым и другими одноклассниками рядом с входом.