За стол под навесом, за которым сидел хмурый старик села Великая Видящая и накрыв его мозолистую ладонь своими сухенькими ладошками. Заглянула в его глаза и участливо спросила.

— Что тревожит тебя, мой Зайка?

— Не знаю, мой Ручеёк — он поднёс её ладошки к лицу и поцеловал их — Не знаю!

— Я горжусь тобой, мой мужчина. Зная, что для тебя эта битва, ты всё же остался. Так смог бы не каждый.

Хатак печально улыбнулся.

— Так надо для племени. Другого варианта не было.

— Нет, ты не совсем прав. Если бы настоял, Горький Камень взял бы тебя. Он придумал бы что-нибудь. Я это точно знаю. И ты это знаешь, но ты сделал как лучше, а не как хочется, это дорогого стоит.

Хатак тяжело вздохнул.

— Да, наверное, ты права. Но я смирился, или даже примирился с этим, и хотя я сердцем там, с ними, но головой я весь здесь и сейчас. Я никак не могу понять, что мне неймётся с самого утра. Скажи нашим, что бы не обижались, что я рычу на них. Это не они такие, это я не в духе.

— Они знают — або улыбнулась — всё нормально.

— Эх, — Хатак чуть повеселел — хорошо жить среди тех, кто тебя понимает.

— Ну вот — удовлетворённо произнесла або — скоро мы тебя хорошенько покормим, и ты совсем подобреешь!

Но после того как вернулся Падаван, уже ближе к вечеру, беспокойство старого охотника только усилилось.

— Я ничего не нашёл уважаемый Хатак — прихлёбывая взвар отчитывался парень — ни следов, ни запаха, ничего, но Зверь встревожен.

А чёрный волк и вправду был неспокоен. Он маялся. Время от времени срывался в бег, суматошно пробегая по Лагерю, тревожно нюхал воздух. Иногда тихо порыкивал, так как он это делает при угрозе. Иногда выскакивал через отверстия в заборе, специально проделанные в нём для собак в нескольких, укромных местах, чтобы не стоять на калитке за швейцара вздумай пробежаться тем по окрестностям. Волнения вожака передавалось и остальной стае. Пробежавшись Зверь ненадолго успокаивался, а потом всё начиналось заново…

Совсем уже к вечеру, Хатак собрал "большой консилиум, из соплеменников за столом под навесом. Спросил всех, кто, что чувствует, если вообще кто-то что-нибудь чувствует. Никто, ничего путного не сказал. Даже Видящие. Если и было какое волнение у кого, так это только от того, что Хатаку не сиделось спокойно. Падаван долго играл в гляделки со Зверем. Потом тем же самым занималась Белая Волчица. Та вообще прижалась лбом к башке волка и так замерла на долго. Зверь, во время процедуры, только иногда, виновато и очень тихо поскуливал, словно просил прощения за то, что не может ясно передать своей богине, что же так беспокоит его. Он ведь рождён что бы защищать свою стаю. Он чувствует угрозу, а откуда, какая, кто, и сам определить не может.