– А если нет? Не знаю, как они ведут себя дома, но здесь, по-моему, никто особенно не отличается от наших британских друзей. До властей далеко, а море умеет хранить тайны. Пропал корабль – и пропал. Никто ничего не докажет. А у нас женщины. Тоже лакомая добыча.

– Не так-то просто эту добычу взять, – проворчал Кузьмин. – Мы тоже не лыком шиты.

– Куда ты потом направишься? – спрашиваю Николая. – После того как до Европы доберемся? Вернее, если доберемся?

– Как – куда? – даже удивился Николай. – В Россию, конечно! Рулевые на любом флоте нужны. Не пропаду.

– Почему обязательно в Россию? Хорошие рулевые действительно на любом флоте нужны. Так что можешь выбрать любую страну.

– Чего я там не видел? Живут они, может, получше нашего, но уж больно там все чужое. Нет, я лучше к себе. А ты, Сергеич? Неужели хочешь туда податься?

– Да вроде нет, – я и в самом деле понятия не имел, куда лежит мой путь. Но рано или поздно надо будет определиться и решить, какое место и в какой стране я хочу занять в этой жизни.

– И командор не хочет. Моряки наши хотят вернуться на родину, десантники, – перечислил Кузьмин. – Разве что бизнеры. Им все едино, лишь бы деньгу зашибать.

А я? Чего хочу я? Патриотом родной земли назвать меня трудно. Никогда я не понимал всей этой возвышенной болтовни о дыме отечества, крыше родного дома, чести знамени и прочих эфемерных вещах. Единственная причина, по которой я никуда не пытался уехать, – сознание своей ненужности «там». Как говаривал один мой школьный приятель: «В Париже я себя не вижу». Но теперь я стал одинаково чужим в любой стране. Да и моя страна в любые времена была самой неухоженной и меньше всего пригодной для жизни. Нет никакого резона стремиться туда, а затем влачить жалкое существование. Лучше найти местечко поспокойнее.

Вот только есть ли в этом времени страна, в которой я бы хотел жить? Я перебирал все, и не мог найти четкого ответа. Немцы жадны и педантичны, англичане подлы и скучны, французы – ветреные интриганы, испанцы пылки, но излишне религиозны. Да, хрен редьки не слаще. Со временем все образуется, но мне-то что с того?

Выбрать я еще успею. Мы даже не пустились в путь. Да и неизвестно, сможем ли добраться до цели. Так куда спешить? А рассвет потихоньку подступал все ближе. Вместе с ночью таяла и бодрость. Говорить стало трудно, и разговор затих сам собой.

Кому как, а по мне предутренняя вахта еще хуже собачьей. Никогда так не хочется спать, как в эти предрассветные часы. Точнее, не столько хочется спать, сколько невозможно бодрствовать. Организм зависает в неопределенном состоянии. Сил что-то делать почти нет. Голова работает плохо. По инерции продолжаешь топтать палубу, а сам ждешь: когда же смена? Потом – голова на подушку и сон.