Высадка на Гангуте состоялась еще летом, пока я преследовал Карла. С бесконечными стычками, в неблагоприятной местности наши войска сумели закрепиться не только на полуострове, но и на более северном побережье. Их пытались бить с суши, высаживали тактические десанты с Ботнического залива, успехи чередовались с неудачами, однако несколько полков сумели продержаться до зимы. Дальнейшее же было уже вопросом организации.

Вопреки всем правилам, Шереметев усилил демонстрации против шведов на юге. При дворе Петра, фактически располагавшемся в Риге, точнее, во вновь отстроенных пригородах, дозированно распускались слухи о грядущем завоевании Финляндии. Говорили про усиление войск в Польше. Обо всем, кроме того, что предстояло в ближайшем времени.

Меж тем потихоньку в западную Финляндию переправлялись необходимые запасы. Двигаться предстояло по ледяной пустыне, следовательно, все необходимое тащить на себе и с собой. Продукты, фураж, боеприпасы, даже дрова, а сверх того – кучу мелочей, без которых невозможно функционирование армии и человеческое существование.

Эстляндия и Лифляндия – не самые богатые провинции нарождающейся империи. Многое пришлось доставлять из России. Да еще делать это по возможности скрытно, чтобы никто не сумел проведать наши планы. В итоге подготовка затянулась.

Стоял февраль тысяча семьсот четвертого года, когда экспедиционный корпус наконец-то сошел на лед Ботнического залива. Все три гвардейских полка, четыре армейских фузилерных, два драгунских и два казачьих. Плюс необходимая артиллерия, считая ракетные установки и большой обоз.

Раз идея похода принадлежала мне, то и возглавил корпус тоже я. Пехотой командовал Клюгенау, артиллерией – Гранье, кавалерией – Меншиков. Кроме того, с нами шел царевич Алексей в качестве моего воспитанника и Марат Ширяев. Сын моего старого сослуживца и друга всю кампанию, уже вторую, отходил юнгой, сумел заслужить уважение наших старых карибских волков и благоволение Петра, а теперь отрабатывал полученное звание сержанта Егерского полка. Правда, никем он не командовал, лишь числился моим ординарцем, но чувствовалось: мальчишка пойдет далеко.

Мог бы быть и с отцом – Григорий, разумеется, тоже участвовал в походе, – но почетный шеф охотничьей команды сам решил, чтобы сын был при мне.

Жаль, своих сыновей в поход я взять не мог. Не говорю про младшенького, но даже Андрей был маловат для подобного предприятия. Еще бы пару лет…

Сам поход был тяжелым. Намного тяжелее любого сражения. Постоянный холод, глыбы льда, через которые приходилось перебираться, тяжести, которые приходилось тащить… Никаких мыслей, никаких чувств, ничего, кроме усталости и желания хоть ненадолго очутиться в тепле.