– А правда ли, что государь обвел всех врагов вокруг пальца и привез в Москву цельный леодр[66] серебра?

Слово «леодр» спрашивающий произнес, три раза запнувшись, очевидно не в силах постичь всей грандиозности суммы.

– Я царских денег не считал, – важно отвечал Панин, – но как в Постельничий приказ пороховые бочки привезли – сам видел.

– Это на что же в тот приказ пороховые бочки, – недоуменно стали переглядываться слушатели, – он же не для пороховых дел?

– А затем, что, когда у них дно выбили, оттуда новехонькие ефимки да угорские дукаты посыпались. А государь сказал дьякам, что-де все монетки до единой сам в Риге пересчитал! И что их, собачьих детей, насквозь видит, как этот… слово какое-то чудное… Миш, ты не помнишь?

– Так он что же, деньги в пороховых бочках припрятал? – изумленно вскричал кто-то из жадно внимавших его речам. – Это же надо, цельный леодр!

Пока гости с округлившимися глазами увлеченно обсуждали услышанное, Федька ткнул своего дружку кулаком в бок и горячо зашептал ему на ухо:

– Мишаня, я не могу все время за двоих отдуваться! Тебя для чего Корнилий с Анисимом учили, что про государя рассказывать? Мне скоро к невесте идти, так ты уж сам теперь!

– А?.. – очнулся от сладких грез царский стольник. – А зачем тебе к невесте?

Услышав столь несуразный вопрос, жених заржал было как жеребец, но тут же оборвал смех и с участием спросил:

– Что, приглянулась девка?

Ответом ему был лишь взгляд, полный тоски.

– Хошь, сосватаем?

– Матушка не дозволит… – тяжело вздохнул пришибленный богиней любви стольник.

– Мишаня, ты уже большой, а матушка твоя – инокиня! Ейное дело – о душе твоей молиться, а уж как ты нагрешишь, это твое дело.

– Да какой грех, Федя, я на Машу как на икону смотрю!

– Так я тебе и толкую, – подивился на друга Панин, – давай сосватаем, чин чином. Какой в этом грех? А матушка твоя тоже не из князей!

Вскоре и впрямь пришли сваты и, отведя жениха в спальню к невесте, стали подле дверей, обнажив сабли. Оказавшись один на один с жаждущими интересных историй гостями, Романов сначала стушевался, но затем, взяв себя в руки, стал рассказывать о царе. Правда, Миша в своих рассказах более упирал на набожность и ученость молодого государя, да на его происхождение от старшего колена потомков Рюрика и родство со всеми государями христианского мира. Однако и эти сведения упали на благодатную почву, и слушатели долго не давали покоя молодому стольнику, выспрашивая его о новых и новых подробностях.

– Михаил Федорович, а ты царицу видел?

– Видел, как тебя, и царицу, и царевича! Вот только злые латиняне подняли бунт да чуть смертию не убили государя и государыню! Разлучили сии тати нашего царя-батюшку с его семьей, да только об этом говорить не велено!