— Не спорьте, мистер П! — военный пенсионер взглянул сурово. — Не то в больницу отправлю. Там у вас найдут все возможные болезни, кроме родильной горячки[99], и запрут на полгода. Хотите?

Уолтер, подобного не желая, предпочел подчиниться. В больницу совершенно не тянуло, тем более, чувствовал он себя прекрасно.

Чуть не умер, да. Но ведь не умер!

х х х

Когда Руди дотащил его до ближайшей аптеки, перепуганный провизор позвонил в полицию и уж потом — в медицинскую помощь. Возмущенно вопящего лейтенанта, обезоружив и надавав плюх, при наручниках и конвое увезли в околоток, недвижного сержанта, у которого и сердце еле прослушивалось, — в реанимацию.

Мать-Тьма не желала отпускать. Она бережно окутала Уолтера драгоценным черным покрывалом и пригласила гостей. Не живых — мертвых.

Сначала к нему пришел убитый им белокурый нибелунг, смотрел с упреком, пытался что-то сказать, но Уолтер прогнал его прочь, в черную тень. Затем Перри увидел подзабытое лицо Джованни Новента, просившего называть его Иоганном. Молодой полицейский стоял, освещенный красный огнем Bocca del Lupo, глядел с испугом, беззвучно шевеля белыми губами. Бывший сержант попытался спросить его, что на самом деле случилось возле Волчьей Пасти, но Иоганн не услышал, исчез в огненном вихре.

А потом Уолтеру стало по-настоящему страшно. Перед ним встали Андреас и Тони, тоже мертвые, в прозрачных ледяных саванах. Перри бросился к ним, попытался закричать, но Мать-Тьма не пустила, приглушила голос. И все же его услышали. Мертвый Хинтерштойсер попытался открыть глаза, с трудом двинул промерзшими губами:

— Это я виноват, Вальтер. Не взял веревку, такая вот беда.

— Оба виноваты, — возразил ему мертвый Курц. — А еще — Эйгер. «Мы разбивались в дым, и поднимались вновь…» На этот раз — не судьба.

Тень поглотила друзей, черное покрывало неслышно колыхнулось, и Уолтер вновь попытался крикнуть, позвать, хотя было ясно, что его не услышат. Доктор Отто Ган… Белое лицо, заиндевевшие волосы, в разжатой ладони — пустой шприц. Вокруг — снег, камень во льду, совсем рядом — темный зев пещеры. Черная шляпа лежит чуть в стороне.

Паладин не дошел до Грааля…

Уолтер понял, что плачет, но даже не мог смахнуть слезы. Мать-Тьма дышала над самым ухом. Это тянулось долго, невыносимо и страшно, но вот покрывало вновь опустилось, задрожало, поднялось…

— Значит, война, брат? — недобро усмехнулась Ингрид, троюродная сестра. — Я буду защищать Фатерланд, могилы предков, родной дом. А ты? На чьей ты стороне, последний фон Ашберг?

Слова были непонятны, темны, но молодой человек облегченно перевел дух. Девушка жива, он это твердо знал. Баронесса выглядела заметно старше, взрослее, вместо легкомысленного платья — незнакомая черная форма, фуражка с высокой тульей, странные знаки в петлицах, кобура на ремне.