— Помочалим маршрутом 1927 года, между восточным и южным склонами. Японцы проблему решили — и мы попробуем. И учти, Тони, я тебе не рюкзак, сам буду грести, пока не свалюсь. А по роже ты еще получишь, когда спустимся.
Курц что-то ответил, но порыв ветра украл его слова. С низких туч вновь повалили холодные хлопья, укрывая белым саваном живых, мертвых и тех, кто собрался переступить черту, проходимую лишь однажды. Каменный гребень осиротел. Никого и ничего.
Горный стрелок Антониус Курц, альпинист «категории шесть», двадцати трех лет от роду.
Горный стрелок Андреас Хинтерштойсер, альпинист «категории шесть», тоже двадцати трех лет.
…Только нетронутый снег — и пустое небо.
3
Женщина, кивнув расторопному швейцару, ступила на гладкий мозаичный пол огромного, заполненного шумной толпой холла. Все вернулось на круги своя. «Гранд-отель», гигантское шестиэтажное здание на Рю Скриб, совсем рядом с Парижской оперой. Очень удобно, центр буквально в нескольких шагах, а главное — привычно. Тот же номер, те же газеты ранним утром, гренки с молоком на завтрак, полстакана «Dallas Dhu» перед сном.
Охрана другая, прежнюю так и не нашли. Разница невелика, что тот солдат, что этот. А еще — сигареты, но к ним она уже успела привыкнуть.
Ильза Веспер не спешила к лифту. Наверху в номере ждали очередные бумаги, очередные цифры, очень-очень много цифр. «Швейцарский зигзаг», как выразился усатенький Адди, стал полной неожиданностью, но «Структура» не подвела. Паника, еле заметная в Париже, но очень ощутимая в Провансе, тысячи беженцев, истерика на биржах, крушение сразу дюжины банков с безупречной репутацией… И новые отчеты об успехах. Можно гордиться — и она гордилась. Война — отец всему и царь. Булат прорубал дорогу злату.
Европейскому Призраку об этом уже не узнать. Старец ушел в край вечно цветущих глициний, оставив бессильное, бессмысленное тело, зачем-то еще подпитываемое безотказными лекарями. Циничный Адди намекнул, что похороны будут хорошо смотреться осенью, под листопад. Платаны, их яркие неповторимые краски… Пусть! Флаг не спущен, и дело в надежных руках.
Но сейчас женщине хотелось просто постоять среди суеты, прямо в сердце «Гранд-отеля», приглядеться, прислушаться к пульсу. Десятки людей, которых ей никогда не узнать, круговорот чужих судеб, лица, взгляды, обрывки фраз. Жизнь, как она есть — и какой ей быть вечно.
х х х
Париж оставался Парижем. Печатались афиши кабаре «Paradis Latin» («Эльза и Жожо. „Апаш“ — танец смерти!»), Дом моды «Paul Karre» устроил новый показ, пообещав предъявить гостям наконец-то отловленную звезду подиума. Ушлые репортеры искали свежие сенсации. «Швейцарский зигзаг», став уже прошлым, не забылся пока, но и не слишком волновал. И в самом деле, что случилось? Гитлер сказал, что злодейское убийство рейхсминистра навеки вычеркнуло Швейцарию из числа цивилизованных стран, премьер Леон Блюм пообещал лично защитить каждого француза в бывшей Конфедерации, Дуче в очередной раз помянул славу римских легионов. Выразил протест новый Предсовнаркома СССР Влас Чубарь, сменивший сгинувшего невесть куда Молотова. Но кого в Европе интересует мнение Власа Чубаря?