– Фланги, внимание, – рявкнула в невесть откуда взявшийся мегафон Тыблоко, – десятый «А» – правое плечо вперед, восьмой «Б» – левое. Шаго-ом… Арш!

Выстроились.

Директриса, склонив лобастую голову, выслушала какое-то негромкое наставление от подошедшего дяди Вадима, понятливо кивнула и опять поднесла рупор ко рту.

– Товарищи! Друзья! Сегодня у нас двойное событие! – Тыблоко с полоборота вошла в митинговый раж, и слова летели из нее легко: – Мы отмечаем шествием наш великий праздник – День международной солидарности трудящихся! Мы единимся сегодня с трудящимися всего мира в один братский союз для борьбы против всякого угнетения, за коммунистическое устройство общества, за мир во всем мире и счастье народов!

– Ух, словно сутки репетировала, – усмехнулся стоящий за моей спиной Сема.

Зиночка дернулась было его вразумить, но я опередил:

– Не, – чуть развернулся я к нему, – рецепт другой: надо что-то чувствовать и не стесняться это выплеснуть.

Он как-то обреченно промолчал, глядя на закрытую чебуречную через дорогу.

– Ты же тогда почувствовал что-то? Мм, Виктор?

Сема буркнул, едва заметно дернув рукой:

– Лучше бы и не чувствовал.

Я окинул его насмешливым взглядом:

– Ты как боишься чего-то хорошего в себе.

– …Провожаем сегодня в поисковую экспедицию наш отряд! – Тыблоко наставила мегафон прямо на меня и добавила громкости. – Лучшие из лучших! На правое дело! Мы гордимся!..

Я повернулся к ней лицом.

– Что ж она так громко гордится-то? – съязвил, оставляя за собой последнее слово, Сема.

– …Командир нашего отряда – Андрей Соколов! Андрей, выходи. – И Тыблоко командно прихлопнула свободной рукой по бедру.

Я подошел, и она порывисто, еще не отойдя от речи, сунула мне в руки мегафон.

– Выступи. Вот сюда жать.

– Татьяна Анатольевна, – чуть наклоняясь, негромко обратился я к ней, – какой у вас породы собачка-то дома?