Еще немного порывшись в вещичках Акункина и не обнаружив ничего ценного, если не считать списка находящихся в ведении бывшего совхоза «промпредприятий», который я аккуратненько переписал, на что ушло минуты две, не больше, мы покинули «мэрию».

Взгляд со стороны. Бродяга

Бравурненько мы сегодня пообщались, прямо молодость вспомнилась. С вахтами «навстречу Октябрю», «повышенными соцобязательствами» и прочими вещами, которые тогда раздражали, а сейчас вызывают скорее чувство ностальгического умиления. Вроде как изрисованные двухлетним сыном обои двадцать лет спустя. Плохо, что ничего мы так, по большому счету, и не решили. Нервяки у всех во время операции и недельного бегства сказались. Только выдохнули и почувствовали себя в относительной безопасности, как на всех апатия навалилась. Даже на меня с Саней, несмотря на весь богатый опыт. А тут еще и здоровьишко, службой траченное, свинью подложило – третий день давление такое, что еле ноги таскаю, черт бы его побрал! Спасибо Сережке – он в теме и кое-какими пилюлями подкармливает, помогая на плаву держаться. Эх, где ж мои ну хотя бы сорок лет? Ладно, хватит ныть, а то стыдно станет. Да и кто хотел умереть на бегу со стволом в руке? Пушкин, что ли? А ведь, грешным делом, когда на покой ушел, думал, что не доведется уже. Даже когда на частников работал и во всяких наблюдательных советах заседал, не надеялся – полковники на пулеметы сами не ходят. Оттого, может, и в шаромет подался – хоть краешком вернуть те ощущения и не дать себе смрадным жиром заплыть и на даче киснуть, смачно попердывая. Но игра, как ни крути, – суррогат. Про Шуру нашего рассказывали, что когда он в команду только пришел, так его двухметровую тушку хрен кто разглядеть мог – так ныкался, а потом осознание пришло, что шариком не убьет. Да он и сам мне здесь уже шепнул, что от многих вещей отвыкать начал. А тут, считай, сбылась мечта идиота – на войне снова. К тому же на носу вторая, совсем уж несбыточная в прошлом мечта нарисовалась – та, которая, выскажи ее кому постороннему, в «желтый дом» с вероятностью в девяносто процентов привести могла. Еще в середине восьмидесятых родилась, когда по службе в архивах копаться пришлось. Очень мне тогда Лаврентия Павловича о некоторых вещах спросить хотелось. Даже сон несколько раз один и тот же снился.

Типа, захожу я в кабинет его на Лубянке и с порога, без подготовки: «Что ж ты, товарищ Берия, сук таких проморгал, а? Как козлин не опередил?»

А он руками виновато разводит и говорит, что, мол, прости, Александр Сергеевич, откуда мне знать было, что это вражины подколодные, на все ради своего гузна пойти готовые, а не просто товарищи, слегка в некоторых вопросах заблуждающиеся или умишком обиженные.