– Я обещаю вам, что передам работу Альфреда Галуа полковнику Эрстеду, – Торвену было тяжело стоять, но он терпел, видя, что за стол его приглашать не торопятся. – Уверен, гере Эрстед обрадуется.

– Не сомневаюсь. Но я хочу сделать это лично. И задать один-единственный вопрос.

– Какой?

– Зачем Андерс Эрстед застрелил Эвариста Галуа?

Торвен побледнел. Румянец покинул щеки, взгляд налился болью. Чувствовалось, что вопрос Шевалье ударил франта в самое сердце. Датчанин ждал чего угодно, но только не этого. Должно быть, невыносимо слышать, что твой спаситель, вынесший тебя из боя, великолепный полковник Эрстед – убийца безобидных математиков.

– Позвольте, я сяду? – спросил он, забыв про гордость.

Выйдя на улицу, Огюст успел сделать всего два шага.

На третьем в его живот – кровь Христова, опять в живот! – ткнулся ствол пистолета. Старый знакомец – «Гастинн-Ренетт», оружие записных дуэлянтов. И голос известный, с трещинкой:

– Добрый день, сэр!

– День как день, герр Бейтс, – Шевалье с удивлением отметил, что не испугался. – Вы не могли бы убрать пистолет? Если, конечно, не собираетесь в меня стрелять.

– Goddamit! Простите, сэр! – привычка. Он не заряжен.

– Непростительная оплошность, герр Бейтс. Не повторяйте моих ошибок. Однажды я забыл его зарядить, и дело кончилось Нельской башней, – недоумение, исказившее рябую физиономию «могильщика», приятно обрадовало Огюста. – Зачем же вы тогда принесли его сюда?

– Я хотел вам его вернуть.

– Что, не пригодился?

– Ну почему же? Очень даже пригодился, хе-хе! – Бейтс оскалил острые желтые зубы. Рыжие бакенбарды встали торчком, как шерсть на загривке зверя. – Отличная штучка, д-дверь! Прямо жалко отдавать. Но он – ваш. Берите, сэр. До скорой встречи!

– Прощайте, герр... Стойте! Тут на рукояти была медная нашлепка! Куда она делась?

– Затерялась, сэр! Вы уж извините, бывает...

– Что значит – бывает? Брали целый пистолет, отдаете испорченный...

– Почему – испорченный? Стреляют не нашлепками...