– La Bête du Gévaudan, – внезапно сообщил Павел Иванович по-французски. И продолжил на отменном английском: – For this was the land of the ever-memorable Beast, the Napoleon of wolves. What a career was his! He lived ten months at free quarters in Gévaudan and Vivarais; he ate women and children and shepherdesses celebrated for their beauty; he has been seen at broad noonday chasing a post-chaise and outrider along the king’s high-road, and chaise and outrider fleeing before him at the gallop. He was placarded like a political offender, and ten thousand francs were offered for his head…[65]
Это было ужасно. Он говорил отчетливо и членораздельно, при том что рот Павла Ивановича дергался невпопад словам.
– Чудовище, – несчастный, брызжа слюной, воздел руку к потолку, – принадлежало к разряду еще не виданных особей. Рыжая шерсть с черной полосой вдоль хребта, свиная голова с огромной пастью…
– Выйдите! – забыв о приличиях, велел датчанину Константин Иванович. – Мой брат болен. Это скоро пройдет.
Эрстед шагнул к кушетке.
– Это пройдет еще скорее, если я останусь.
– Выйдите!
Предводитель еле сдержался, чтобы не добавить сакраментальное, пахнущее дуэлью «…вон!».
– Врачей не стесняются. Я в силах помочь…
– Вы врач?
– Господин де Моранжье предлагал для уничтожения Зверя прислать в Жеводан армейский полк…
– В некотором смысле. Помолчите, вы меня отвлекаете…
Эрстед уже крепко держал Павла Ивановича за запястья. Без магнитов ему было трудно регулировать флюид. В свое время Франц Месмер отказался от магнитов, сведя лечение к силе магнетизера, но мало кто знал, что в опале, в конце жизни Месмер-старик вновь понял и принял значение намагниченного металла.
– Поднимите голову! Смотрите мне в глаза!
Как ни странно, Павел Иванович подчинился. Да что там! – Константин Иванович и тот привстал в кресле, вняв приказу. Увы, ему был виден лишь профиль датчанина. Предводитель собрался уж было встать, обойти стол и приблизиться к этому властному, очень убедительному человеку, чтобы встретиться с ним взглядом… В последний момент напряжение отпустило рассудок Константина Ивановича, и он сообразил, что слова Эрстеда предназначались его брату.
Шумно выдохнув, он откинулся на спинку кресла и не произнес больше ни слова.
– Вы здесь! Вы слышите меня? – вы здесь и сейчас, и больше нигде…
Впервые Андерс Сандэ Эрстед столкнулся с таким странным течением жизненного флюида. Казалось, из Павла Ивановича во все стороны тянутся тоненькие ниточки. Извиваясь, они шарили в пространстве –