Еще минута. Силуэт исчез в темноте, слитый с ней и с морем, перечеркнутым поперечными нитками тонких пенных гребней. Наблюдение за кормовыми секторами обычно ведется менее внимательно, но… «Сейчас, – напряженно продолжал думать Алексей. – Вот сейчас он врубит прожектор и начнет шарить лучом по морю. Бояться ему нечего: самолеты здесь не летают. Или летают?».

Поразмышляв, он признался самому себе, что понятия не имеет, способно ли обещанное авиаприкрытие на что-то такое, что заставило бы врагов самих шарахаться от любой тени. Скажем, на всякий случай не пользоваться радаром, чтобы не дать противнику запеленговать себя по его излучению. Не включать боевое освещение без крайней нужды, чтобы не спикировал из темноты бомбардировщик с убранными до минимума оборотами – даже самый маленький и старый, вроде «По-2». Три–четыре пятидесятикилограммовые бомбы вполне способны нанести любому сторожевику повреждения, мало совместимые с продолжением боевой службы в ближайший месяц. И в любом случае, даже просто опасение «как бы чего ни случилось» может послужить достаточно значимым фактором. В их ситуации – едва ли не решающим.

– Отбой… Ложимся на прежний курс, – приказал Алексей через несколько минут, когда отсутствие каких-либо событий начало понемногу убеждать его, что на этот раз обошлось. Даже десять минут на шести узлах – это морская миля, а подходить здесь слишком близко к берегу он не собирался. Слишком опасно: какой бы слабый ни был у северокорейцев флот, но к тому, что посреди ночи в десятке-другом миль от линии фронта к берегу может подойти моторная шхуна со взводом десантников, лисынмановцы должны были уже привыкнуть – со всеми вытекающими из этого последствиями. Могли здесь быть и необозначенные на картах мели, и даже мины – хотя и Алексей, и в свое время флаг-минер все же предполагали, что последние враги должны ставить ближе к берегу. Основными «потребителями моря» в прибрежных водах Корейского полуострова все же являлись 7-й флот США и британский Дальневосточный флот, а риск потери или повреждения боевого корабля на собственных минных заграждениях наверняка не окупался для них подрывом какой-нибудь шаланды или пары сампанов.

– Право руля…

Матрос-впередсмотрящий, не отрываясь от бинокля, указал рукой на что-то впереди, и хотя сам Алексей ничего не заметил, колебаться он не стал. «Кёнсан-Намдо» вновь отклонился от генерального курса и опять вернулся на него через семь–восемь минут – когда опасность, какой бы она там ни была, прошла мимо борта.

Настроение Алексея ухудшалось стремительно. Они шли прямо в пасть медведю. Да, это предполагалось сразу, но ощущать такое было жутковато. С полчаса назад, сам не боясь почти ничего, он мысленно обругал молодого Ли за его разболтанные как у московской искусствоведки нервы. Было бы неприятно, если бы сейчас это обернулось лицемерием. Ухмыльнувшись, капитан-лейтенант вползвука крепко и с чувством выругался, как это может человек, полтора десятка лет отслуживший на флоте. Еще Джек Лондон писал, что такое помогает. Похоже, в этих делах он вполне понимал: на душе полегчало. Ощущение трепыхающейся в желудке бабочки не делось никуда, но переносить его стало легче.