— Те непуганые, что ли? — усмехнулся капитан.

Панову хватило двух месяцев в мотопехоте, чтобы окончательно расстаться как с гражданскими иллюзиями, так и с моральным кодексом строителя коммунизма. Не все, что пишут и говорят об армии, правда. Но и не все – ложь.

Замполит на секунду замялся и кивнул. Грубо, но зато верно.

— И, с учетом проблемы, в партийной организации трое без партбилетов.

— Это как же? Просто пришли и сказали, что коммунисты, или что потеряли?

Максим не верил, что попал в общество, где джентльменам уже верят на слово.

— Зачем так, справки предоставили, что не выдали, — улыбнулся Алексей. Надо дать комбату Устав ВКП(б) прочитать и другие документы. Мужик он, конечно, грамотный, но чаще шпарит цитатами из съездов и краткого курса.

— Даже кандидатские карточки?

— И их тоже. У нас иной целый год ходит до партийного билета[455].

— Ну и бардак.

— Не говори, мы лишь недавно порядок начали наводить – тяжело вздохнул Иволгин. — Но знаешь, я бы тебе партбилет сразу выдал.

У бывшего полковника глаза медленно поползли на лоб.

Панов жил в проклятую эпоху перемен, постепенно забывая времена до перестройки. Что, не было тогда на улице радостных лиц? Были, есть и будут всегда. Люди рождались, умирали, мечтали, любили, радовались и огорчались. Ходили в гости, традиционно и не совсем, заканчивали субботники. Но… о вихрях яростных атак только пели.

Очень хорошо и приятно дремалось где-то в заднем ряду, под привычные и знакомые с детства слова. Такой молодой Ленин с курчавой головой вез саночки куда-то вдаль. Вечная битва за светлое будущее постепенно свелась в быт. Люди ко всему привыкают. Бытие и определило сознание.

Нет, караул не устал, не ушел, он заснул. А в восемьдесят девятом году, под конец перестройки, на катер Панова ветер перемен принес журнал «Молодой коммунист» с задумчивой обезьянкой на обложке и подписью «каким ты стал сегодня, человек»[456]. А потом грянуло…

*****

Пока Иволгин заседал, наверное в первых рядах, на батальон откуда-то сверху упала артиллерия. Оружейной бригаде привезли пушки. Шесть штук, для установки в дотах.

Комбат огорченно посмотрел на продукцию Кировского завода. Смеялся, что ли, кто-то над ним? Вещь отличная, но время?

Казематная пушка «Л-17»[457] калибром в семьдесят шесть миллиметров весила почти восемь тонн. Вещь! Даже немцы трофей ценили, ставя его себе в доты. Ну, а боеприпаса хоть залейся, годен выстрел и от русской трехдюймовки.

— Успеете за два дня? — спросил Ненашев немолодого бригадира оружейников.