Хлопок взрыва сотряс воздух.

Иволгин, оглядываясь, приподнялся. Мертвы, все мертвы.

Вырвав из-за пояса гранату, он заученно кинул ее, стараясь попасть через дот, куда-то справа от амбразуры.

Описав дугу в воздухе, «РГД-33» скрылась с глаз. Грохнуло раз, затем сдетонировало что-то солидное. В воздух взлетела человеческая нога и, затейливо крутясь кочергой в полете, избавилась от сапога.

Политрук бросился обратно в каземат.

Искореженный «Максим» с установленным щитком, на который пришелся основной удар взрывной волны, улетел назад, превратив в мясо верхнюю часть тела пулеметчика. Второй номер просто лежал ничком. А у стенки, смущенно прикрываясь руками, сидел комендант.

Взрывной волной с лейтенанта снесло почти все обмундирование, оставив целыми сапоги. Нет челюсти, глаза. Но человек в полном сознании и осмысленно шевеля обрубком языка, потянулся руками к Алексею, пытаясь сообщить что-то важное.

— А-а-а! — заорал политрук, падая на землю и сжимая голову ладонями. Это слишком! Он уже не мог с собой бороться и, не желая того, терял рассудок.

Тогда комендант сам вышел в дверь дота, догадавшись, что его почему-то не слышат, и выстрелил из ракетницы, прося подмоги. Только тогда он удивленно позволил себе упасть. Ничего страшного не случилось, верно, мама?

****

Бледный и очень серьезный мальчик в матроске, лет четырех-пяти, с челкой из-под надвинутого на затылок берета, как-то нелепо держал в правой руке пучок сирени. Левой он прижимал к груди свою часть кумачового плаката «Мы гордимся нашими отцами-победителями». Панов потянулся к нему рукой, но кто-то вмазал ему по лицу, сбивая картинку…

— Комбат очнись! Немцы!

Ненашев помотал головой, затылок ныл, видать, приложило основательно.

— Куда ни плюнь, везде немцы! Конкретнее!

— Впереди.

— Дай бинокль! И брось ты этот ящик! Люди, люди где?

— Здесь, по воронкам лежат.

— Многих положил? — Ненашев кивнул в сторону форта.

— Человек пять. Потом умолк.

— Живы, значит, снайперы. А где прикрытие?