— Отчего же душитель-то, напротив — вполне свободно готов с вами на кулачках обсудить все наши разногласия, — под все более громкий хохот работяг отозвался довольный Вадик, — но если серьезно… Вот вы, естественно, готовы дать сдачи. А почему вы России отказываете в такой возможности? На Россию напали, что еще нам остается делать? Да, я считаю — нам не нужна Корея, и воевать за нее — глупо. Но и сдаваться без боя на милость Японии тоже как-то уж слишком… Нам надо победить Японию с минимальными потерями русских солдат и матросов. Или просто сделать продолжение войны для нее слишком невыгодным. И только после этого, Россия может предложить мир. Не как побежденная сторона, об которую потом весь мир будет вытирать ноги, а как милостивый победитель. Если кто-то не желает честно и без брака работать на победу России по двенадцать часов в сутки, из которых четыре часа будут оплачиваться по полуторной ставке — уходите сейчас. Кто желает — сейчас же начинайте. Перед нами стоит сейчас почти невыполнимая задача — через шесть недель в море должны выйти «Александр» и «Сисой Великий» и «Владимир Мономах». Последние два корабля нуждаются в капитальном ремонте, который пока ведется кое-как. После этого работы будут перенесены на достраивающиеся «Орел», «Бородино», «Князь Суворов» и «Олег» с «Изумрудом». Кроме этого, во второй отряд должны войти и «Наварин», «Нахимов» и «Николай 1-й», а их надо еще перевооружить новыми орудиями, куда влезут… Короче, работы много и хватит на всех и надолго. Скажу больше, ее настолько много, что сюда сейчас эшелонами везут рабочих со всех черноморских верфей, и работы будут вестись в две смены, без выходных. Если вы хотите быть частью этого, хотите чтобы вам было что рассказать своим детям, хотите заработать и помочь России выиграть эту войну — принимайтесь за работу. Если вам на Россию наплевать — чтобы духу вашего больше на заводе не было с завтрашнего дня!

— Вы тут все нам красиво напели, а как дойдет до дня расчета, кто нам гарантирует, что мы эти полуторные деньги получим? — не унимался Бельгенский, на глазах которого шли прахом результаты трехмесячной работы, — кто нам гарантирует, что мы вообще хоть какие-то деньги в срок получим, а не как в этот раз?

— Я гарантирую, — раздался вдруг от ворот цеха не слишком громкий, но чрезвычайно властный голос.

Обернувшиеся на голос рабочие с повергающим в оторопь удивлением увидели в воротах цеха Императора и Самодержца Всероссийского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского и проч., и проч., и проч. Впрочем, вся эта мишура титулов сосредотачивалась в одном человеке — Николае Александровиче Романове. Авторитет царя еще не был подорван поражением в войне, первой революцией и даже те рабочие, что с удовольствием за глаза называли его «Царскосельским сусликом», сейчас, перед лицом императора несколько растерялись. Уверенно, в сопровождении всего лишь четырех гвардейцев (лучший стрелок Преображенского полка, залезший на подъемный кран и взявший, на всякий случай, на прицел растерявшегося агитатора, остался за кадром), Император прошел сквозь расступающуюся толпу к верстаку, с которого вещал Банщиков, и подал ему руку, за которую тот рывком втащил самодержца наверх. Царь повернулся к честному народу и произнес.