— Зато я знаю, что ягненок на вертеле от жара огня источает жир, а печень человека от обиды — желчь, — хмуро заметил Джэбэ. — После разговора с тобой мне впору не выходить из своей юрты целый день, потому что я чувствую, как моя желчь растекается по всему телу.

— Если любишь мед, зачем жалуешься на укусы пчел. Нравится, когда тебе льстят в лицо, терпи и правду, сын певца, — насмешливо ответил Субудай. — А то ты как дикий жеребец, на которого первый раз надели седло, — тут ему тянет, там давит, в одном месте натирает, в другом — болтается. Лучше говори дело.

— Мы разбили этих диких горцев, что неслись на нас подобно стае бешеных собак. Теперь дело за их городами, но ты почему-то не хочешь идти туда.

— Я люблю степь и не люблю горы, — перестал улыбаться Субудай. — Если повелитель вселенной скажет свое слово — я пойду туда, хотя любви к ним у меня все равно не прибавится. Но он его еще не произнес, а караван, который сворачивает с проторенных путей, может заблудиться.

— У нас сейчас все пути нехоженые. Любой из них — дорога в неведомое, — упрямо возразил Джэбэ. — Зато в другой раз они смогут лучше подготовиться для встречи непрошеных гостей.

— Тогда мы им напомним, как поступают гости с нерадушным хозяином — только и всего. Кроме того, мы уже перерубили у бочки обруч, так что рассыплется она сама. Что же до нехоженых путей, то тот, что ведет в горы, вряд ли подойдет нам. Хороших пастбищ нет ни по дороге, ни в конце ее. Так зачем нам нужен этот путь?

— Слишком острый кинжал может повредить даже собственные ножны. Не думай, что ты умнее всех — это всегда плохо заканчивается. А знаешь ли ты, что пока мы тут отдыхаем, царь гурджиев[124] Лаша уже собрал все свои тумены и сейчас собирается выйти нам навстречу?

— Значит, я был прав, как и всегда, — хладнокровно заметил Субудай. — Зачем пауку идти за мухой, когда она сама летит в его паутину?

— Это очень большая муха, — буркнул Джэбэ.

— Тем больше почета пауку, — усмехнулся одноглазый полководец. — Коршун может закогтить жалкого зайца, но только орлу под силу поднять с земли ягненка. Мы все сделаем точно так же, как и прежде. Я пойду немного вперед, а ты сядешь в засаде. Когда я отступлю, ты ударишь по ним сзади, и мы расколем их, как камень раскалывает сладкую мозговую кость. Мы так часто это делали, что становится скучно, а потому меня больше заботит то, какой путь нам избрать потом, ибо помни, что повелитель вселенной назначил нам быть не одора[125], а хоорцах[126].

— Я этого никогда не забывал, — хмуро возразил Джэбэ. — Так какой же путь ты видишь перед нами и видишь ли вообще? — зло усмехнулся он, намекая на левый незрячий глаз своего собеседника.