Так что лежать бы и радоваться, что во второй раз на свет божий появился, а он…

Поначалу князь и впрямь радовался. Да и ему тоже все приветливо улыбались. Даже солнышко от людей не отставало — как только выйдет Константин прогуляться на улицу, так и оно сразу норовит выглянуть из-за облаков. Да так часто это совпадало, что жители Риги и дивиться перестали. Через две недели они, едва завидев золотой лучик, уже говорили один другому: «Никак наш князь на прогулку вышел».

Так оно и прилепилось к нему — «наш князь». А как иначе, если Константин им и впрямь полюбился. В немалой степени этому поспособствовала и его рана. В несчастье человека всегда жалко, а уж отсюда до любви зачастую шажок малый, не больше.

К тому же знали рижане и то, что целыми и невредимыми они остались по его милости. Это ведь именно он еще перед въездом в город, поясняя, почему решил ограничиться простым откупом, сказал своим тысяцким и князю Вячко:

— Города эти теперь наши. А свое зорить — не дело. И пусть каждый запомнит, что Рига ничем не отличается от того же Чернигова или Полоцка. Разве что жители по-русски говорить еще не научились, так это дело наживное.

Воспитанницы фрау Барбары в нем и вовсе души не чаяли. И молод, и лицом пригож, и телом крепок, а как улыбнется — сомлеть можно. Так и расцеловали бы всего с головы до пят, жаль только, что не оправился пока.

Да и сама почтенная Барбара тоже была всем довольна. Раз сам князь живет в ее доме, то пусть его люди хоть всю Ригу по камешкам разнесут, все равно ее хоромы никто и пальцем не тронет.

Город, правда, так никто и не разносил, но фрау Барбара все равно не осталась внакладе — еда, питье и серебряные гривны текли в ее руки в изобилии.

Словом, отдыхай, князь-батюшка, от трудов тяжких, поправляй здоровьишко, но… не вышло. Чуть ли не с самых первых дней, едва только Константин очнулся, князю пришлось разбираться с накопившимися делами.

«Тружусь в поте лица, не выходя из публичного дома», — усмехался он невесело, инструктируя своих тысяцких, как правильно распределять людей. А их требовалось оставить в Прибалтике изрядно. Как ни крути, а в каждый замок надо посадить не меньше полусотни воинов, а в те, что покрупнее, — сотню. Про Ригу, Ревель и Динаминде вообще особый разговор.

В конечном итоге получалось не менее четырех тысяч. Проще всего выделить из каждой тысячи целиком сотню или две, но этого как раз делать нельзя. В одной, к примеру, треть парней из Вишневки, еще треть — из соседней Ольховки. И что, прикажете оставить селища без рабочих рук? А сев как же? Несправедливо получается.