— Ишь ты, — мотнул головой Константин.

Он еще раз припомнил то, что привиделось ему… Или не привиделось? Тогда что же получается — кто-то или что-то старается избавиться от них. Так, что ли?

— И как же ты удержался? — спросил он спокойным тоном.

— Ты же сам говорил… про несделанное, — вздохнул Минька, смущенно отводя глаза в сторону.

— А еще я говорил про любовь, — произнес Константин, внимательно посмотрел на друга, после чего продолжать эту тему не стал, щадя Минькино самолюбие. Вместо этого он сказал иное.

— Веретено, как ты говоришь, и у меня было, — откровенно сознался он и добавил после паузы: — Теперь я не удивлюсь, если узнаю, что оно и к нашему воеводе Вячеславу вместе с митрополитом клинья подбивало.

— А кстати, как там они? У тебя никаких новостей нет?

— Есть. Две недели назад заходил купец Исаак и привез еще одну весточку.

— А чего ж ты молчал-то?! — возмутился Минька. — Тоже мне, хорош друг. Получил письмо, а сам молчит.

— А чего говорить-то. Как я понял, они опасались, что первое не дошло, и потому просто его продублировали, — пожал плечами Константин.

— И чего они там пишут?

— Да все то же самое. Живы, здоровы, и все у них без изменений. Так это мы с тобой знали еще месяц назад.

— А чего ж они назад не возвращаются? — не понял изобретатель.

— Значит, не все сделали, что должны. Или дела у них не так хороши, как они сами пишут. Я думаю…

— Чтобы ты, княже, ни думал, все равно это будет совершенно неправильно, — ворчливо заметил подошедший к ним Мойша, с трудом удерживающий равновесие. — А неправильно, потому что ты таки должен думать только о своем скорейшем выздоровлении, и только о нем одном.

— Даже сейчас? — усмехнулся Константин.

— Тем более сейчас, — подчеркнул Мойша, — потому как ты должен появиться пред очами своей невесты в полном здравии. А ты, княже, морщишь лоб. Оное же свидетельствует о том, что мысли у тебя, княже, сумрачные и тяжкие, а посему надлежит немедля выкинуть их из головы и любоваться тем, что ты зришь вокруг себя на берегах этой чудесной реки. К тому же тебе надлежит поменять повязку, испить настоя и…

— Опять придется глотать эту горькую бурду, — вздохнул Константин.

— Сама истина горька как желчь. Сие лишний раз доказует, что все полезное имеет весьма неприятный вкус, — философски заметил Мойша.

— А любовь? — грустно усмехнулся князь.