Светлый фон

— Так ведь мы уже давным-давно все это прошли, — не выдержав, перебил князь.

— Верно, Константин Володимерович, прошли, — охотно согласился купец. — А вишь, вон там, впереди, мостки чрез Федоров ручей, что в Волхов течет? За ними уже Плотницкий конец начнется. А вон — глянь-ка вдаль позорчей — и купола Михалицкого монастыря, что на Молоткове, — указал Малой торжествующе.

— Да-а, наша Рязань и близко тут не стояла, — вздохнул самый молодой изо всех спутников Малого.

— Ничего, Миня. Сам не заметишь, как и она точно так же разрастется, а то и переплюнет, — не отрывая взгляда от видневшихся вдали маковок куполов, произнес Константин. — Нам бы теперь главное дельце провернуть и тогда уж…

Теперь семеро путников шли в основном мимо крепких, добротных, но изб — терема, как на Словенском конце, им почти не встречались. Люди, что попадались им на пути, тоже мало походили на торговых, да и не было уже такого обилия горожан на улице. Зато отовсюду слышался, то басовитый, то звонкий перестук кузнечных молотов.

— Это и есть Молотково? — усмехнулся Константин.

— Али сам не слышишь, — хмыкнул Малой. — Известно, какой звон у кузнецов.

— А почему тогда эта часть Плотницким концом называется? — удивился самый молодой.

— Да потому что раньше здесь в основном плотники селились, а уж потом и прочие ремесленники к ним пристроились, — пояснил князь, продолжая жадно всматриваться в приближающиеся с каждым шагом купола церкви женского монастыря.

— Михал Юрьич, — тихонько шепнул на ухо худенькому юноше кряжистый здоровяк. — Ты бы того. Не приставал бы к князю. Нешто не видишь, как у него душа мается? Не до концов ему новгородских. Опосля у Малого допытаешься, когда время будет.

Михал Юрьич, называть которого фамильярным именем Миня имели негласное право только сам князь и верховный воевода Вячеслав, в ответ только недовольно вздохнул, но промолчал. Правота здоровяка была очевидна. Всего пять лет назад тот трудился под началом самого Михал Юрьича в ожских оружейных мастерских, и звали его тогда Юрко, да еще по старому пронскому прозвищу Золото. Ныне же он дорос до тысяцкого, воеводы Ряжского полка, покрытого легендарной славой, к которому все, включая и самого князя, обращались не иначе как Юрий Алексеевич. Говорил воевода редко, но метко, а потому стоило прислушаться и… замолчать.

Чем дальше, тем больше Миньку одолевало разочарование. Нет, не так он представлял себе предстоящую картину вызволения любимой женщины Кости из монастырского плена. Все, решительно все должно было выглядеть совершенно иначе.