— Не один из них будет землю жрать. Все подохнут у меня без прощения. Отпускать грехи кому — это мне решать, а они все будут — козлы отпущения.

— Только не очень-то там резвись, — попытался слегка охладить не в меру воинственный пыл друга Константин. — Там все надо так отладить, чтобы через эти места лет через двадцать-тридцать любой восточный купец мог беспрепятственно товары провезти.

— А зачем? — удивился Вячеслав. — Есть же Волга. Чего им по диким горам Кавказа тащиться? Или ты собираешься Военную Грузинскую дорогу наладить?

— Свят-свят! — замахал на него руками Константин. — Наоборот совсем. Ты что, забыл, что должен перекрыть наглухо все перевалы, а если какой-нибудь из них проходимым сочтешь, типа Ширванского ущелья, — завалы устроить? Оставить надо только один проход — у Дербента, через Железные ворота. Мы с тобой должны в тех местах охранять торговые пути. Чтобы каждый купец знал — идти с товаром из Китая и Средней Азии в немытую Европу проще всего не через Иран, который весь в огне, а между Каспием и Черным морем. Говорят, что в империи Чингисхана безоружный одинокий путник мог с хурджином золота пройти, не боясь оказаться ограбленным или убитым.

— Ну это, говоря нашим с тобой языком, не более как телереклама, причем в самом ее худшем варианте, то есть бессовестно лживая, — усмехнулся воевода. — А Чингизушка-то, оказывается, еще и пиарщиком был, да каким шустрым, — подивился он.

— Согласен, — не стал спорить Константин. — А у нас на самом деле должно быть так. Особенно авторитет духовенства поднимай. Этим дикарям с Терека надо внушить, что если ты, великий и могучий воевода, до земли перед священниками склоняешься и руки им целуешь, то это значит, что наши попы и впрямь великие шаманы, повелевающие страшными и ужасными духами. А кто не будет их слушаться, того ждет не просто смерть, а… Короче, не мне тебя учить. Придумаешь что-нибудь, — махнул он рукой.

— А то! — заверил Вячеслав. — Обязательно придумаю! — и лукаво покосился на друга.

Придумывать ему пришлось уже в первую неделю, когда он задался целью помирить жителей сразу доброго десятка деревень, враждовавших между собой. Когда-то они были добрыми соседями, но кто-то, причем чуть ли не пятьдесят лет назад, будучи в гостях, нечаянно сплюнул в очаг, горевший в тесной каменной лачуге. Скорее всего, он и не хотел этого делать, прекрасно зная обычаи, но так уж получилось.

Хозяин дома, побледневший от гнева, сдержанно вымолвил:

— Лучше бы ты ударил меня.

До своего родного дома гость так и не добрался. Его окровавленное тело было найдено на полпути.