— Но ты же из-за меня участия в игрищах не принимал, — веско заметил ученик. — А принял бы, тогда…

— А что тогда? — резко перебил его Владимир. — Одному богу ведомо, что тогда. Может, одолел бы я тебя, а может — наоборот. Так что неча тут о пустом. Твоя она по праву.

— Но ты же мой учитель, — не сдавался Константин.

— Ну так и что, — насмешливо хмыкнул тот. — Запомни, что как бы ни был хорош учитель, но если плох ученик, то толку все равно не будет. И еще одно — хорошего учителя найти и впрямь нелегко, но хорошего ученика — еще тяжельше. И нет пущей радости для наставника, когда он видит, что его выученик стал первым. Так ты что же, вознамерился лишить меня этой радости, — и улыбнулся, видя обескураженное лицо царевича. — Мне и так государь великую честь оказал, когда тебя доверил. За такое не то что золотую стрелу — голову положить не жалко. Ныне же зрю я, что доверие оправдал сполна, а оно — сама по себе награда не из малых. И уж поболе весом, нежели твоя стрела.

Да и ни к чему она мне — лежат цельных три в тереме, а господь он что? — И сам же ответил: — Правильно, троицу любит. Так что четвертая вроде бы лишняя выходит.

Он и сейчас говорил по-доброму, не кричал возмущенно: «Как так?! Да по какому праву ты осмелился?!»

Он просто спрашивал, да и тон его был весьма дружелюбным. Мол, понимаю я, что не просто так ты это словцо бухнул. Не водится этого за тобой. Тогда растолкуй нам, расскажи то, чего мы еще не знаем, поведай, когда император окончательно бразды правления тебе передал. Оно даже не столько мне знать надобно или брату Вячеславу — мы и так тебе верим — сколь всем прочим.

И все бы хорошо, только что ответить ему — Константин не знал. Да и не готов он был к такому вопросу. Знал, что зададут, но отвечать на него не он должен был.

«Где же ты, дедуня милый?!» — мысленно взвыл он, внезапно ощутив себя, как тогда, чуть ли не двадцать лет назад, когда его впервые усадили на лошадь. Да, да, в точности таким же маленьким и беспомощным, отчаянно цепляющимся за надежные дедовы руки, чтоб не свалиться, а оно непременно должно было произойти, если эти руки его отпустят.

На самом деле кобылка была самая что ни на есть смирнехонькая, да и шла она так медленно, что и старец за ней угнался бы, но все равно страшно.

Лишь когда дед, нахмурив брови, еще раз повторил: «Отпусти сейчас же. На тебя люди смотрят. Вспомни, что ты — князь!» — он все-таки разжал пальцы.

Сам.

Добровольно.

Вот только ныне ни требовательного шепота, ни самого деда рядом, и что делать — неведомо.

А рядом тоже молчат — и Торопыга, и владыка Иоанн. Молчат и ждут. Им не до царевича. Они тоже знают — Константин Володимерович обещался выйти после сказанного молодым Константином, и теперь не могли понять, отчего же не вышел. Не водилось такого ранее за государем. Скуп был император на посулы, но если уж давал слово — считай, только смерть от него освободит. Неужто и впрямь… освободила?!