Светлый фон

И из широкой груди сдавленно вырвалось:

— Осиротели!!

То не крик был — душа простонала, истекая кровью, потому как это известие не по телу — по ней вострым лезвием полоснуло, а это гораздо больнее, если кто знает. А кто не знает еще — ну и слава богу. Ни к чему оно, ибо нет в том знании ничего, кроме дикой непереносимой боли, от которой не в силах избавить ни один самый ученый лекарь.

Только время, год за годом, потихоньку да полегоньку, глядишь, и срастит ту рану. Но когда это еще будет — уж больно оно неторопливо. Да и то рубец все равно останется. Хотя с ним полегче. Он как телесная рана в дождь, о себе лишь изредка дает знать. Мол, помни, человече, что было.

Было и… прошло.

Навсегда.

Страшное это слово, коль вдуматься. Страшнее многих, потому что оно — безысходное. Может, потому именно к старости человек и обращается к богу. Уж очень ему не хочется вот так вот… навсегда.

Страшно, когда плачет мужчина, так что уж тут говорить, когда спустя минуту после его сообщения текли слезы из глаз доброй половины собравшихся, которые ничуть их не стыдились.

И тут в первый раз уже не царевич, но пока еще и не венчанный император Константин II Николаевич поступил не просто умно, а — мудро, ибо плакал вместе со всеми. Мудро, хотя над этим не задумывался. Просто у него не было сил выбежать из зала или попытаться сдержать себя.

А ведь всем хорошо ведомо, что даже общая радость так сильно не сближает людей, как общее горе. Не случайно же люди говорят: «горем поделиться». Особенно когда оно такое вот, как это — одно на всех.

И как бы там дальше ни распихивала жизнь людей, присутствующих в зале, по разным берегам, как бы ни сталкивала их лбами, не бывать уже меж ними ни слепой вражде, ни бешеной ярости, ни звериной ненависти, ибо в их сердцах навечно останется этот миг — миг всеобщей скорби и единения.

А Вячеслава Святославича не было среди прочих. И это стало последней услугой, которую оказал детям своего братанича князь Святозар. Как обещал. Он ведь тоже к своему слову относился бережно, беря пример с батюшки государя. Коли дал его, так уж держи. Только в отличие от отца он пошел еще дальше, не освободив себя от обещания даже после смерти…

 

…Конечно, мне хотелось бы поведать читателям еще о многом, ибо история Руси, колесо которой так лихо крутанул мой герой, да и не только ее одной, с уходом Константина не закончилась, а продолжилась далее. Но это уже иное время, в котором живут иные герои. Так что пусть кто-то другой напишет про них и про царствование потомков Константина.

И дай бог, чтобы когда-нибудь перо искусного мастера слова смогло широкими сочными мазками нарисовать суровые годы междоусобицы времен Константина II Николаевича, прозванного злопыхателями Скородумом, загадочное исчезновение Михаила I Морского, трагедию Константина III Святого и триумф Вячеслава II Освободителя.