Салобон выпустил из рук ствол неподатливой винтовки, сказал еле слышно:

– Маманя…

И сел на коробки, схватившись обеими руками за грудь. На спине у него, отчетливо видимое в неверном факельном свете, тут же стало стремительно расползаться, словно чернильное, пятно. Черное, только чуточку с красным отливом.

– Немцы!

– Чичас гранатой!

– Стой, идиот!

– Де нимци? Де?

Внизу нарастал кипеш, публика занервничала всерьез, и потому менеджер, отчаянно труся, что кто-нибудь горячий и впрямь гранату сюда швырнет, высунулся и завопил:

– Нет тут немцев, винтовка зацепилась! И стрельнула сама! Раненый у нас!

Снизу донесся вздох облегчения и следом – ворох матюков и прочей, меньшего калибра, брани на тему безголовых придурков, которые и подтереться не могут сами.

Те, кто принимал коробки снаружи, залезли в вагон, куча народу столпилась вокруг раненого – и остановилась, не зная, что делать.

– Вниз его давайте, там перевязывать надо! – распорядился «старшина ВВС», на которого, как на самого старшего, оглядывались выжидающе не пойми зачем влезшие в тесный вагон люди.

– А ну взяли аккуратно за руки за ноги, и вниз давайте! – рявкнул Леха, громче, чем надо, и опасаясь, что не послушают.

Послушали, ухватили стонущего неудачника и, мешая в тесноте друг другу, потянули к перекошенному проему.

– Маманя… кхе… кхе… кхе…

Как обычно бывает при внезапной беде – публика в основной массе зачем-то прибежала и столпилась, хотя, как оказалось сразу, – без толку. Леха мигом вспомнил виденные им аварии, только в будущем все еще и снимали на мобилы, а так – те же бестолковые зеваки.

С мальчишки сдернули рубаху. Откуда-то взялась фляжка, из которой стали зачем-то поливать водой обнаженную грудь сопляка; спереди дырочка совсем была маленькой, но кровь из нее текла пугающе густо. К счастью, через публику продрались Семенов с Бендеберей, спрыгнувший с тендера паровоза Березкин заорал на толпу, чтоб делом занимались, а не пялились, командир отряда, словно проснувшись, рявкнул не хуже – и куча зевак мигом рассосалась. Большая часть кинулась продолжать выгрузку, хотя и не без опаски. Остались совсем немногие – командир с лейтенантом да пара матерых, которые тут же вытянули откуда-то из недр своих гимнастерок по индпакету, достаточно умело пришлепнули на пузырившиеся раны резиновые обертки чистой, внутренней стороной и потом принялись мотать поперек тщедушной мальчишеской груди ленты бинтов. Малец кашлял, звал маму и был, совершенно очевидно, напуган почти до беспамятства.

Злобный ефрейтор гудел что-то неразборчивое, но утешающе-убедительное, и надо заметить, что оба мужика бинтовали довольно уверенно – без шика, неторопливо, но надежно.