— Рот на замке! — приложил руку к сердцу Хассе.
— Немая рыба — кивнул головой и Шелленберг.
Оказалось, что потраченного на песнь о Шпицбергене времени хватило. Дальше мясо было бестрепетно нанизано на вертел и стало жариться на углях, которые опять же получились за время трепотни из целой вязанки дров. Вроде бы все уже и нажрались, но от свежезапеченного было трудно отказаться. Паша — кутить, так кутить — развел еще спирту — и под действительно оказавшееся мягчайшим мясо, выпивку уговорили. Разошлись поздно, когда уже стемнело и определенно — с хорошим настроением.
Глава восемнадцатая. Болтовня в конном строю
Глава восемнадцатая. Болтовня в конном строю
Утро было суетливым, лагерь снимался с места. Как ни странно похмелья не было, так, голова тяжеловата. Нежило носился как пятеро старательных слуг, успевая везде — как понял Паша — выслуживается малец, понял что-то из вчерашних сказок и очень хочет поменять местожительства на благословенную страну, где все такие- как его хозяин. Но уже когда сидел на коне и попил водички — сушняк все же мучил, то внезапно понял, что опъянел снова. Никогда раньше не пил спирт — и вот тебе особенности напитка. Впрочем, свалиться с широченной спинищи этой бочки на ножках было трудно. Войсковая колонна растянулась длиннющей змеей, пестрой и разношерстной, но никак не похожей на войско — нигде не сверкала сталь, все оружие и латы были сложены в телеги, ехали налегке.
И что очень изумило Паштета — и конница и пехота шли с одной скоростью, да впридачу пехоты оказалось совсем мало — те же стрельцы все были с верховыми конями.
— Странно, я думал конница уйдет вперед — сказал он Хассе, ехавшему рядом.
— Деясять лье в день — самое большее. И для пехоты и для конницы.
— А татары?
— Ровно так же. Если их лошадки пройдут в день пятнадцать лье — то потом два дня отдыхать будут, а то сдохнут иначе.
— Надо же. Я был уверен, что кавалерия куда дальше ускачет. Что она — туда-сюда. А ты меня удивляешь. То татары с обозом и телегами, то конница как пехота…
— С пару лье конник может проскакать. Только конь потом сдохнет. Это у всех так, можешь мне поверить.
— Тогда чем конница от пехоты отличается?
— Странный вопрос. Так конь тащит все твои пожитки, а иначе ты попрешь все на себе, как осел. Можешь мне поверить, Пауль, тащить все на себе — тяжело.
— А сколько это — лье? Тут вроде мили? — осторожно уточнил Паштет, понимая, что сейчас вполне может оказаться в луже. И не ошибся, потому что Хассе, как и положено авантюристу-купцу, занимавщемуся рискованной торговлей на границе Ливонии, Польши и Руси, тут же принялся объяснять разницу в этих мерах длины по местностям, отчего у Паши забренчало в голове от тысяч шагов, разных миль и поприщ. Одно он понял твердо, что в каждой местности считали расстояние по-своему и те же двенадцать польских верст — это шесть литовских или пять московских, а новгородских будет семь.