Тощий Гриммельсбахер подтвердил — конину там жарят — и много. Духовитый дым вон докуда дошел!

И Паша припустил к Маннергейму. На этот раз внезапно злополучный колет нашелся. Но когда Паша добежал до орудия, то передумал его напяливать на себя, больно уж покойный кнехт был грязнулей, да и не производила вблизи дубленая кожа впечатления лучшей защиты, чем надетый под ватник-гамбезон легкий бронежилет. Отдал Гриммельсбахеру и тот благодарно осклабился, напяливая доспех на свое худое тело.

Опять ждали.

Пообедали.

Ждали дальше.

Ждали.

Ждали.

Стало темнеть. Тартары поклубились, поклубились — и угомонились, явно стали готовиться к ночлегу. Тысячи огоньков — сколько глаз мог видеть — мерцали на том берегу. Костры палят, значит, атака утром будет, ночью на пушки не полезут, это не беззащитная деревня, обороняющиеся мазать не станут, уже наготове.

Напряжение в гуляй-городе спадало. Рассчитали караулы, часовые встали на посты, протяжно перекликаясь. Паштет отстоял положенное, вглядываясь в мерный блеск переливающейся под звездами воды. Потом уснул, когда сменили — и проснулся от легкого пинка в подошву сапога.

"Соседи" на том берегу поили коней. И уезжали! Они явно уезжали! И при них не было никакого обоза, да и мало их было! Почему-то у Паши появилось нехорошее предчувствие и защемило сердце. Глянул на мрачные физиономии компаньонов. Паршивое настроение только усилилось. А в лагере пошла суета. Как в горящем муравейнике.

Прибежал злой Геринг. Не говори, а лаял. И очень быстро стало ясно — ночью тартары оставили для глупых урысов приманку — несколько тысяч всадников, которые ночью палили костры, а орда, поделившись на две части — обтекла русскую армию, тартары — с одной стороны, ногаи — с другой, сбили слабые заслоны и сейчас неостановимо прет на Москву, которую не прикрывает никто, кроме гарнизона Кремля. Да и нечего там прикрывать — пепелище с костями.

В прошлый год московиты кинулись на перехват, успели даже чуть раньше тартар, но бой пошел на улицах, ясно дело начались пожары — в итоге все кончилось для всех плохо — москвичи потеряли десятки тысяч людей и все дома с добром, а тартары из-за пожарища не смогли пограбить толком — как пояснил попаданцу всезнайка Хассе. Русские спешно сворачивали лагерь. Решили идти вдогон.

Конник, весь в черном, на нетерпеливо вертящемся коне влетел к немцам, передал приказ. Пушкари с гвоздями — и три десятка пищальников — в догонную команду, остальным снимать пушки, идти с гуляй-городом и быстрым маршем!

Геринг пролаял порцию приказов и скоро уже Паша понукал своего коня, выжимая из него максимальную скорость. Пылища стояла на дороге, как занавесь. Шли в хвосте русского отряда, который уже ушел далеко вперед. Почему-то так же скоро перла пара десятков телег, причем пустых. Обернулся с холма — обоз московит… черт привык уже — да русский обоз уже тянулся следом.