Ладно. Разберемся.

— Вольно! Продолжайте занятия!

Повинуясь моему приказу, зарявкали унтер-офицеры, возвращая личный состав к постижению главной воинской науки — шагистики.

А мне пора переходить к скучной, но необходимой обязанности — военно-бухгалтерскому администрированию. Я в сопровождении Дырдина отправился на экскурсию по бесконечным сводчатым подвалам Покровских казарм — искать делопроизводителя по хозяйственной части. Чиновник должен выдать мне ротную печать, книгу «приход-расход» и денежный ящик, затем предстояло назначить на роту артельщика из нестроевых и подыскать себе денщика.

Последний вопрос был для меня животрепещущим. Как я уже успел убедиться, денщик или ординарец — это практически личный тыл офицера, и очень важно, чтобы в этом самом тылу был нормальный, надежный человек.

Решилось все неожиданно просто…

В коридоре у оружейной комнаты я нос к носу столкнулся с высоким ефрейтором с черной повязкой на глазу и Георгиевским крестиком на гимнастерке:

— Савка?

— Вашбродь… Господин пра… Господин подпоручик!!!

Домой мы поехали уже вместе с Савкой, отныне официально назначенным моим денщиком.

— Ну рассказывай, братец: как ты тут оказался?

— Чего рассказывать-то, вашбродь?

— Вне службы можешь звать меня Александром Александровичем. Ведь ты мне жизнь спас…

— Ну дык… — смутился Савка. — Раз оно такое дело…

— Ты рассказывай, рассказывай!

— Стало быть, как вас в госпиталь отправили, почитай, недели две прошло, и тут приказ — отвести полк на пер-фор-ми-ро-вание.

— Переформирование?

— Ну да! По железной дороге повезли нас на Млаву. Там полк весь остался, а нас, раненных, дальше повезли — до Варшавы. Там еще, почитай, две недели в госпитале лежал. Тут приказ пришел — мол, «наградить Георгием, с повышением в чине». Прямо в палате крест вручили, поздравили всяко, а потом на комиссию. И вышла мне, стало быть, полная отставка по увечью. Бумаги дали, что негодный я, и в Москву отправили. Пока на поезде добирался, маялся всю дорогу — куда себя деть? В приказчики теперь не возьмет никто — кому кривой в лавке нужен? В Мышкин воротиться? Дык я ж с двенадцати лет в Москве по торговой части служил — дома-то, почитай, уж и забыли все. Мамка с тятькой померли, а у брата старшого детев мал мала меньше. Куда им еще нахлебничек-то? Вот и думай — то ли в поденщики идти, то ли по церквам побираться.

— Да уж… — только и смог сказать я в ответ на сие немудреное повествование.