«Капитанъ ИВАНЪ КАРЛОВИЧЪ БЕРГЪ Московскаго 8-го гренадерскаго полка. Родился 22 сентября 1881 г. Палъ въ сраженiи 16 iюня 1917 г.»
Чуть ниже под прочерком — все то же самое, но по-немецки. Вот только вместо «Иван Карлович» — просто «Johann», и в самом низу — «Ruhe in Gott».[147]
У подножия памятника — небольшой венок с надписью «Dem Lieblingsmann und dem Vater».[148]
Савка без слов возложил рядом и наш поминальный дар «От друзей и сослуживцев» и вместе с нами обнажил голову.
Стоя на холодном ноябрьском ветру, я вспоминал этого строгого, но душевного человека с высоким лбом мыслителя и блеклыми печальными глазами. Отличавшийся в житейских делах типично остзейской флегматичностью, по службе Иван Карлович был суров, но справедлив. Будучи одним из младших офицеров нашего 3-го батальона, я всегда чувствовал уверенность в себе и в нем как в вышестоящем начальнике.
Теперь же, стоя у строгого черного камня, ощущаю только глубокую печаль и чувство потери…
Стоящий за спиной Савка начал было «Помяни, Господи Боже наш…»…
Я подумал, что надо заказать заупокойную службу, но вовремя вспомнил, что лютеране не признают церковных заупокойных молитв — они верят, что только пока человек жил, за него можно и нужно было молиться.
Пошел легкий пушистый снег. Снежинки, кружась в воздухе, оседали на наших непокрытых головах, таяли на лице…
Покойся с Богом, Иван Карлович Берг, капитан московских гренадер…
— Здравствуйте, господа! — произнес из-за наших спин тихий женский голос с едва заметным акцентом. — Вижу, вы пришли навестить моего бедного Йоганна?
На дорожке стояли две дамы в темных пальто и шляпках с черными вуалями. Та, что постарше, тяжело опиралась на руку своей юной спутницы.
Мы четко, как на параде, надели фуражки и поочередно представились:
— Третьего батальона Московского гренадерского полка поручик Генрих Литус!
— Запасного батальона Московского гренадерского полка подпоручик Александр фон Аш!
— Анна Леопольдовна Берг… Вдова Ивана Карловича. А это моя дочь — Эльза…
Упомянутая девушка сделала книксен, а мы в ответ склонили головы и щелкнули каблуками. Точнее, щелкнул я, а Генрих изобразил стойку «смирно» настолько, насколько это возможно сделать, опираясь на костыль.
— Мы пришли помянуть Ивана Карловича. Ведь он был нашим батальонным начальником, — пустился в объяснения Литус. — Как только вышла оказия, мы взяли на себя смелость возложить венок от лица тех, кому довелось служить вместе с ним.
— Я вижу, вы ранены? — Дама глазами указала на костыль.