Пока допрашивали политрука, в сарае шло бурное обсуждение. Обговаривали план, который родился позапрошлой ночью у Леонидыча.

Девчонки оставались сами собой, только не трындели, что, мол, из будущего. Инвалидности еще не хватало… Подруги, приехали Кирьяна Васильевича навестить в июне сорок первого. Потом так выбраться и не смогли. А Рита деду внучкой будет. Все документы сгорели в избе, когда каратели деревни жгли.

Вот с мужиками сложнее… Пойди, объясни – почему здоровые парни призывного возраста и не в армии?

Решили так… Все трое из того же Демянска. Леонидыча вообще не призывали с его-то возрастом… А Ежа и Вини не успели.

– Ага, не успели… Нам с Лехой, между прочим, по двадцать два. Мы перед войной должны отслужить были…

– Мне двадцать пять, между прочим! – сказал Вини.

– Чем докажешь? – спросил Леонидыч.

– Ну… Это…

– Вот-вот. Документов-то нет? Значит что?

– Что? – хором воскликнули Вини и Еж.

– Вам по семнадцать было на начало войны…Сейчас, конечно, восемнадцать уже. А жили вы в Минске…

– Почему в Минске-то?

– А почему нет?

– Акцент не бульбашский. Может быть, все же из Демянска? Я хоть там улицы знаю…

– Левая какая-то версия… – задумчиво сказал Еж.

– Андрюш, а давай ты шизофреником будешь. Или там туберкулезником. Вон какой худой, – высказалась Маринка.

– Угу… Сейчас, разбежалась… Меня ж лечиться отправят. И после первых анализов… Нет уж. Восемнадцать так восемнадцать!

Скриплая дверь распахнулась:

– Эй, старче, давай на выход!