Мало-мальски приведя свой внешний вид в относительный порядок, Роберт Борисович последовал за молодым и очень элегантно одетым молодым шофёром. Устраиваясь на заднем сидении, поправляя изжёванные лацканы своего костюма, который когда-то был белым, Боб, шутя, поинтересовался у водителя, который вёл машину на средней скорости и внимательно следил за дорогой:

– Надеюсь, любезный, вы везёте меня не в одну из камер пыток ФСБ?

– Извините,– не оборачиваясь к нему, просто ответил водитель.– Но главный редактор нашего издательства Фокей Моисеевич Кагерманов попросил доставить вас к лично нему… в кабинет. Представьте себе, даже не в сумасшедший дом или на городскую свалку. Прошу прощенья, но для вас, Роберт Борисович, сейчас подошло бы и то, и другое.

– Вы просто хам! Я абсолютно не сомневаюсь в том, что вы по национальности только русский. Больше никто.

Шофёр ничего на такую критику не ответил. Разве это оскорбление, назвать русского русским?

Доехали они быстро, и минут через пять сияющий, в бичёвском одеянии, пропахший спиртным перегаром и частично блевотиной пан Рында вошёл в кабинет своего, можно сказать, друга Кагерманова и протянул ему руку.

Главный редактор брезгливо отступил от него на шаг назад, и рукой указал на одно из пустующих кресел. Он сразу же прямо и твёрдо заявил:

– Ты – скотина, Боб, и предатель демократических основ международного уровня! Ты написал такое…

– Но позволь, Фокей! – пан Рында так и не сел в кресло. – Я ведь всё переправил и вычистил. Там написано всё, как надо…

– Там ярко показан, как бы, автор, тупорылый и недалёкий. А все россияне – умны и, представь себе, в большой степени, выглядят на двадцать голов выше тебя… горе писака!

– Но я всё переделал, как следует…

На мгновение Кагерманов задумался. Но это был короткий миг. Он сказал:

– Признаться, я ведь после того, как прочитал всю эту… галиматью, практически переписал твой роман.

– Так в чём же дело, Фокей Моисеевич? Я тебя отблагодарю!

– Дело в том, Роберт Борисович, что когда я завершил эту утомительную работу, то увидел, что текст совсем не изменился. Я многое исправил ещё раз… Сделал копии, но всё вернулось на свои места, где добрые и умные русские просто издеваются над бесом, считающим себя поляком.

– Но такого не может быть!

– Но такое есть, чёрт возьми!

– Говори чётко и просто, Фокей! Не крути!

– Это повествование твоё не понравится ни ультра-либералам, ни патриотам… Может быть, придётся по вкусу только возбуждённой и взбудораженной толпе. Но ведь не для неё мы пишем, а для… избранных и понимающих. Поэтому…