Несмотря на то что в голове носилось масса мыслей, внешне я не выражал никаких чувств на выкрики ворвавшегося в кабинет Первухина. Присутствующие, глядя на меня, тоже молчали. Не принято было в этом времени в присутствии императора первым выражать своё мнение. А тем более что-то предлагать. Кац уже вжился в это время, поэтому тоже молчал. Пришлось мне нарушать тяжкое молчание. А так как я уже прошёл некоторую школу жизни, командуя корпусом, то стенать, сокрушаться о гибели Хохлова и искать виноватых я не стал, а сразу же начал распоряжаться. Сначала, обращаясь к Первухину, выкрикнул:

– Заткнись, поручик! Хватит паниковать. Доложить по форме – кто сообщил о нападении, где оно произошло и какие меры предпринимаются, чтобы изловить нападавших бандитов?

Первухин ещё не начал отвечать, как я сделал новое распоряжение, но уже присутствующим гостям, заявив:

– Всё, господа, на сегодня разговор наш закончен. Господин Глобачев, вы лично отвечаете за расследование этого бандитского нападения.

После моего пассажа уже более спокойно и информативно Первухин доложил:

– Ваше величество, несколько минут назад прискакал всадник Ингушского полка с известием, что в пяти верстах от Гатчины было совершено нападение на охраняемые ими кареты. В результате этого неожиданного и подлого нападения имеются многочисленные жертвы. В том числе погиб ваш адъютант ротмистр Хохлов. Выжившие джигиты под командованием командира конвоя штабс-ротмистра Султана Бек-Борова вступили с бандитами в бой.

– Прискакавший вестовой далеко?

– Никак нет! Ожидает вашего вызова в приёмной.

– Давай зови сюда. Может быть, он сможет более внятно обрисовать ситуацию? И наверняка, отправляя вестового в Гатчину, Бек-Боров хотел сообщить мне не только о факте нападения на конвой.

Первухин козырнул и практически мгновенно испарился, а через пару секунд на его месте возник бородатый джигит с взлохмаченными волосами. Да-да, это было редкое зрелище – воин Туземной дивизии без лохматой папахи. Что это именно джигит «дикой» дивизии, а не, допустим, казак, можно было определить только по наличию обязательного для каждого кавказского воина кинжалу. И говор его не особо отличался от южнорусского. Без особого акцента и цветистой похвальбы геройскими действиями его собратьев. Это было хорошо, не отвлекало мозг на фильтрацию поступающей информации. Поэтому доклад джигита, унтер-офицера по званию, сразу же можно было анализировать и принимать решения. А унтер-офицер, слегка путаясь в словах, сказал:

– Государь, на кареты, которые охраняла третья сотня Ингушского полка, совершено нападение.