Когда Иван после «дрессировки» (так дядька сказал) предстал пред очи самого господина капитана, то возблагодарил родственника за науку. Как он отвечал, до сих пор не помнит, зато оказался не просто при кухне, а был отдан в руки унтер-офицера Жукова. Тот был «дядькой» у сына господина капитана, да, ох и гоняли его нещадно. Как-никак готовили к роли охранника, а уж Афанасий Захарович особо подчёркивал: мол, тебе, Ванька, честь оказана, смотри не осрамись. И ведь не подвёл, теперь он уже не Ванька, а самый настоящий господин фельдфебель Иван Немов. А для унтеров с нижними чинами Иван Егорович, и это в двадцать с хвостиком! Жаль, мать не дожила, зато дядька гордится им неимоверно, а Владимир Сергеевич в разговоре намекнул, что на погон может и звёздочка упасть! Хоть и шипеть будут о «кухаркином сыне», но связываться побоятся, всё же состоять он будет при сыне начальника департамента. А гадить… что ж, пусть попробуют, укорот хороший даст!

Путь в управление занял не более пятнадцати минут. Сопровождавший их жандарм-«железнодорожник» оказался парнем весьма словоохотливым и успел поведать, что теперь все переехали в Новый город, а старое здание отдали под склад. Было видно особенно им, побывавшим тут год назад, как разительно изменился облик города. Старый город придавал ему дикий колорит, но чёткие и ровные улицы и кварталы строящегося Нового города превращали Порт-Артур в европейский сеттльмент. На улицах было много офицеров, особенно флотских, теперь весь Тихоокеанский флот базировался здесь.

У Владимира аж желваки заиграли, когда мичманец бросил на него полный презрения взгляд. «Тебе придётся сталкиваться с кастовой порукой, – вспомнились ему слова отца. – Запомни, ты не имеешь права поддаваться эмоциям. Если требуется быть жестоким в интересах дела, не сомневайся. Иначе твоя мягкость обойдётся реками крови, но на каждый случай ты обязан иметь железные доказательства». Армейцы тоже любви к жандармам не испытывали, ну да ничего, дайте только срок…

Столичные события коснулись и Харбина, но тут была весьма пикантная ситуация: жандармы и Охранная стража (так и не упразднённая, а наоборот, официально стала в один ряд с забайкальским казачеством) любовью армейцев не пользовались. Зато они доминировали на севере Жёлтороссии и, получив сигнал, стали действовать согласно планам. Усиленные патрули, дополнительная охрана для телеграфа и телефона. В Русско-азиатском банке выставлена митральеза (заодно под шумок проведена тщательная ревизия) и полностью сменена охрана. Запрещено обменивать ассигнации на серебро и золото, полиция перешерстила все ночлежки и пользующиеся дурной славой окраины города. Местный криминалитет, приученный, что при облаве следует упасть на пол и не отсвечивать, отделался относительно легко. Переломы и выбитые зубы не в счёт, зато новенькие, попытавшиеся строить из себя невесть что, большей частью полегли под пулями: полицмейстер держал Харбин железной рукой. Остальные попали в камеры и после суда ушли на этап, правда, недалеко, рабочих рук на «маньчжурке» не хватало всегда. Это что касалось русской части преступного сообщества, а самых опасных китайцев (пригодились сведения Владимира) расстреляли на берегу Сунгари в укромном месте. Действие было, конечно, абсолютно незаконным, но хребет триадам, пытавшимся свить тут гнездо, сломали. Торговцев опиумом вздёрнули на окраине по приговору того же суда. Итог как итог: преступность, конечно, осталась, но привычная, срастания с чиновничьим аппаратом не получилось.