Еще до окончания войны я побеседовал на эту тему с Евгением Алексеевичем. Линоров проникся, и сформированная им группа весной девятьсот четвертого года отправилась в это самое жерло. Оттуда "секретные геологи" приволокли тонн двадцать разных камней — и около тонны оказались искомым сульфидом рения.

Правда, об этом я узнал только в весной, когда Камилла из привезенного щебня выделила вожделенный металл. Хороший металл, красивый… и очень тугоплавкий. Линоров своих "геологов" снова отправил на Итуруп — и в конце лета они привезли около пятнадцати тонн рениевой руды — сообщив, что больше этой руды там нет. Вообще нисколько.

Экспериментальная радиолампа подтвердила, что с памятью у меня пока все в порядке, не всё, чему в институте учился, успел забыть: триод прекрасно работал без малейшего нагрева. Но мне-то нужен был не просто работающий триод…

Самым большим секретом японской войны было наличие голосовой радиосвязи на мониторах и арткатерах. Экипажи на них подбирались тщательно, из людей, России преданных. Ну и на всякий случай предупрежденных, что за разглашение наказание будет такое, что смертная казнь покажется милостью. В принципе какая-то информация все равно просачивалась, несмотря на то, что Евгений Алексеевич чуть ли не лично каждого матроса предупреждал, что фамилию Реджинальда Фессендена даже про себя произносить категорически нельзя. Может поэтому "общественное мнение" склонялось к тому, что на мониторах использовались именно дуговые генераторы Фессендена? Этот американец научился передавать речь по радио еще в тысяча девятьсот первом. То, что широкополосный генератор эту речь мог передать метров на сто при мощности киловатт в пять, "общественному мнению" не мешало…

А пока "наши партнёры" бросили все наличные научные силы на разработку этих генераторов помощнее. Мы же собирались делать радиостанции поменьше. На лампах, как и положено… вот только станции эти предназначались для установки "на бронетранспортере", и были заметные шансы "утери" стратегических устройств силами проигравшихся офицеров или жадных солдат. Отсюда и возникла задача "принципиальной невоспроизводимости" похищенного воинского имущества силами учёных "потенциального противника".

Рений у меня был. И из него можно было делать катоды. Проблемой являлась разработка таких рениевых катодов, получив которые ни один современный ученый не смог бы понять, что они сделаны из рения…

Про рений знали что-то шесть человек. Линоров: что это — редчайший, но стратегически важный металл. Я знал, меня тоже посчитать надо. Камилла, Машка — она как раз лампы-то и делала. Дарья — но наша швея-повариха вообще всё знала. И — Ольга Александровна. Вернувшись с Кубы, где она наладила подготовку никелевой руды к перевозке, она занялась решением "катодной" проблемы. Причем большей частью случайно.