Сама дорога получилась замечательная. Поезда (правда, пассажирские) действительно ходили со скоростью сто двадцать километров в час. Оба — и утренний поезд, и вечерний. А вот четыре пары грузовых эшелонов ходили со скоростью около восьмидесяти, причем двадцативагонными составами — больше локомотивы не тянули. Правда вагоны были большими, по пятьдесят тонн. Эшелоны перевозили четыре тысячи тонн угля в сутки на новенький металлургический завод, а пара пассажирских поездов — еще и пару сотен этих самых пассажиров. В этом году дорога "продолжилась", сразу с обеих концов — на Таганрог и Воронеж — тогда ожидался прирост перевозок, но пока народ большей частью проходил обучение. Как рабочие, так и окружающее население: несмотря на сплошные заборы вдоль путей очень много народа пока норовило перебегать пути перед поездом и к лету уже пятеро бегунов отправились в Страну Вечной Охоты.

Но потихоньку и рабочие осваивали электрическую сигнализацию, и окружающий люд начал понимать, что закрытый шлагбаум означает, что перебегать категорически не рекомендуется. Причем не трижды в сутки, а всегда: когда дорога дотянется до Воронежа, то будет выгодно на металлургический завод из Австралии таскать не только уголь, но и руду — и в "предвкушении" этого славного события на заводе началось строительство еще четырех больших домен, а рядом с ними — конвертерного цеха и рельсопрокатного завода.

А в начале ноября Камилла отравилась. Не только она: в Епифани "хлопнул" реактор, на котором изготавливался капролактам. Откачать не смогли всего человек десять (в число которых жена, к счастью, не попала), а в больницы потребовалось отправить меньше сотни. Но Камилле приспичило лечиться дома, в Царицыне — и никто из врачей не посмел возразить жене фактического владельца. По дороге, исходя из принципа "беда не приходит одна", сломался ее фирменный автобус, и когда Камиллу привезли в ближайшую больницу, она успела совсем замёрзнуть и подхватить вдобавок ещё и сильное воспаление легких.

По счастью, эта ближайшая больница оказалась в Тамбове — как раз та, которую я недавно и выстроил — и врачи в ней оказались далеко не из худших. Они, конечно, делали что могли… но шансов у них не было ни малейших. Разве что удалось им продержать Камиллу до моего приезда.

Давным-давно, еще в прошлой жизни, просроченные таблетки тетрациклина спасли меня. А теперь уже я, сидя в соседней с женой палате, молился, чтобы и в этот раз древнее лекарство из будущего не протухло окончательно. В тот-то раз сработало — но очень жаль, что я не мог эту надежду передать Камилле. Она приказала позвать священника для исповеди, и я, хотя точно знал о том, что жена в бога не верит, возразить не смог.