Николай Иудович, высказав несомненную радость от моего прибытия к нему в Ставку командования Северного фронта со всей мощью великого и могучего, счел необходимым несколько оправдаться:

— Александр Владимирович, это я вовсе не в ваш адрес сказал. Ваша-то задумка с армейскими моторами как раз оправдалась, но вот германец-то не в меру догадлив оказался…

"Задумка" моя была не то чтобы простой, а, скорее, примитивной: все, что в армии снабжалось мотором, работало исключительно на дизтопливе. Во-первых, так дешевле. А во-вторых…

Да, мотоцикл с дизельным мотором (на них ставился восьмисильный "минитракторный") получается тяжелее и неуклюжее мотоцикла с мотором бензиновым. Но германцы, захватив такой мотоцикл в качестве трофея, сами же его немедленно и уничтожали — просто залив в бак бензин. Или керосин. Или соляровое масло.

С бензином — понятно. Керосин, с цетановым числом меньше сорока, вспыхивал позднее и сгорал значительно быстрее "моего" дизельного топлива, а так как "маслючесть" керосина почти никакая, двигатель очень быстро клинило. Что же до собственно солярового масла — оно для низкооборотных дизелей очень даже неплохо, а для моих высокооборотных — практически мгновенная смерть топливным насосам высокого давления. Масло-то это вчетверо более вязкое, чем привычная всем "солярка"! Да и горело оно медленнее, так что на высоких оборотах соляр горел уже в выхлопной трубе, и с четверть затрофееных германцами машин была уничтожена пожарами.

Пока у германцев и австрийцев моторизованных трофеев было мало, проблема топлива их не волновала. Но осенью, набрав в постоянных наступлениях-отступлениях изрядный "трофейный автопарк", германец проблемой занялся — и, конечно, довольно было подобрал подходящую смесь газойля и керосина. После чего русский солдат получил возможность "выгодно продать" мотоцикл за пятьсот рублей, арттягач или грузовик за пять тысяч — и нашлось немало желающих "поправить пошатнувшееся из-за царя финансовое благополучие". Попавшихся — расстреливали, но ведь и попадались далеко не все, а дезертиров ловить в "беспаспортной России" — дело практически безнадежное. То есть паспорта-то были, но без фотографии, а в местечках торговля липовыми паспортами давно стала весьма распространенным видом бизнеса — недаром ведь еще в моей "изначальной истории" все "видные деятели революционного движения" без особых проблем закупали паспорта у шустрых еврейских дельцов.

Как пояснил Николай Иудович, дело осложнялось и тем, что многие офицеры военного времени — бывшие студенты-социалисты — торговле военным имуществом с врагом потворствовали, искренне считая ее "формой борьбы с царизмом". И очень не всегда можно было доподлинно узнать: разбили пропавший мотоцикл при артобстреле или просто продали его за мелкую копеечку. Как точно так же далеко не всегда было понятно, погиб офицер от вражеской пули в бою или он "бизнесменам" в неудачный момент повстречался. Сам Иванов был склонен менее всего валить все на врага: почему-то офицеров погибало в процентном отношении втрое больше чем солдат…