— Нет вознаграждения, нет и труда, — так объяснила жена местного властителя особо жадному купчине. И напомнила, какой прием его бы ждал еще несколько лет назад.
Михаил Сикамб вздрогнул, припомнив вдруг, что в августе — сентябре чудовище, бриттская Сцилла, просыпается и особенно опасно. Рука поднялась для крестного знамения… да так и застыла.
Возле холма, за полуразобранным частоколом, являющим знакомое — слишком, увы, знакомое — зрелище заброшенного военного лагеря, стояла осадная машина. Очевидно сломанная, очевидно покосившаяся — но до чего же большая.
— Локтей двадцать пять, — оценил ее размеры его новый спутник, Эмилий из Тапса. Точнее, тот, кто велел называть себя Эмилием из Тапса, позабыв все иные имена. Тихий гром Бизацены…
Незаметный чиновник судебного ведомства, вхожий, впрочем, к экзарху, вдруг впал в опалу и ради прожития согласился принять место приказчика у далеких северных полуварваров… Такова легенда. Истина же… Центенарий. Офицер имперской разведки, верный теперь только экзарху Григорию. Чиновнику легко изобразить чиновника, и потому легенда идеальна. А еще — непосредственный куратор Михаила. И многих других агентов. Недаром на дромоне множество переселенцев. Ради чего пришлось пожертвовать метательными машинами и — даже! — частью абордажной команды. Так или иначе, население Кер-Мирддина вскоре должно умножиться почти на сорок человек — беженцев из Египта, не пожелавших затормозить в Карфагене и остаться там нищими. Беженцев, добежавших аж до Оловянных островов. Заполучив по пути за свою боязливость немного подъемных, отчеканенных отнюдь не из олова.
— Надо бы пристать.
Капитан помнил инструкцию — к купцам прислушиваться. Но…
— Мы еле держимся на плаву, — заявил он. — Если угодно прогуляться на берег — вокруг полно лодок. Но ждать не будем.
Сикамб оглянулся. Его приказчик изображал полнейшее безразличие ко всему.
— Вас просили проявить к нам внимание. — Михаил вздохнул, ибо в глубине души был согласен с капитаном, а не с коллегой навыворот: шпионо-торговцем, не торговце-шпионом. — Напомнить кто?
Капитан выругался. Потом попробовал зайти с другой стороны.
— Это может быть ловушка. Жители побережий иногда заманивают корабли…
— Жителей этого побережья вы знаете хорошо. Этим они не промышляют года три.
— Будь по вашему… Лоцман уверяет, что тут есть хорошее место, где мы можем бросить якорь, не сев на мель.
Причина чудесной предупредительности лоцмана выяснилась быстро. На берегу выбирающихся из лодки африканцев — а прогуляться пожелали многие, в том числе два офицера с дромона и сопровождающий переселенцев священник — уже ждал плен. Дружественный, но алчный.