Светлый фон

Немайн говорит. Правду. О дождях из свинца и стали, таких, что под ними не подняться в рост — правда. О храбрецах, уже не шагающих — ползущих навстречу смерти, среди расставленных врагом колючек, чтобы выиграть шаг или два — правда. О людях, поднимающихся в рост по свистку — для того, чтобы пасть в считанные мгновения, как колосья под серпом. О том, что, когда в страшной жатве остался последний сноп, враги покинули укрытия, оставили рвы, насыпи и надолбы — и двинулись навстречу, отбирая малой кровью то, что было взято большой.

Наконец, августа замолчала. Повисла тишина. Кажется, люди шеи свернули — все, кроме сидящего лицом к выходу Кейра — и теперь так и будут ходить спиной вперед. Ждут еще? Нет, хватит… У самой руки дрожат.

— Все, — сказала Немайн, — кажется, все. Больше не помню, да и этого довольно. Решайте, нужно ли нам платить за урок кровью. Кровью вашей — вы ведь не будете отсиживаться за чужими спинами? Кровью ваших сыновей и дочерей. Кровью грядущего… Dixi. Голосуйте.

Села. Зажмурилась. Зажала уши руками, не смея слушать — будет усобица или нет, попробуют ли ее и ее народ толкнуть на бойню. Или…

Касание. Широкая мужская ладонь исчезла с плеча сразу, как только Немайн открыла глаза.

— Что…

Спокойный взгляд Эмилия.

— Что и должно быть, святая и вечная. Сенат решил… Сенат доверяет ведение войны в руки императрицы, как первой гражданки Рима. Ведь Камбрия — тоже Рим, только другой.

Веселая Луковка прибавляет:

— Сенат напоминает, что в случае, если императрица сунет хоть палец в вопросы пошлин, помимо городских в Кер–Сиди, в проблемы гильдейского устройства, а также внутренних дел кланов и самого Сената — по рукам получит до синяков! Эх, лучше бы ты по–настоящему показалась! Богиней…

— Мне еще и в эти дела лезть? Не хочу. Я ленивая! Мне и на войну неохота, да куда денешься…

Уши свесила, посмотрела снизу вверх жалобно. Зал взорвался хохотом. Среди общего веселья из кресла поднялся ирландец — место гленских десси, лицо знакомо. Седьмая вода на киселе нынешней главе клана. Пригладил тонкий темный ус, сверкнул синим взглядом.

— Сиятельные мужи, война — в надежных руках. Теперь я предлагаю решить несколько внутренних вопросов, связанных с тем, чтобы более не допускать ошибок вроде той, которую предотвратила святая и вечная. А еще я предлагаю официально, именем сената, попросить императрицу удалиться.

Помолчал. Прибавил:

— Но, конечно, не требовать. Если она желает унижения власти народа — пусть смотрит.

Немайн встала.

— Я, — сказала, — первая гражданка. Тоже народ! Могла бы и остаться. Но… ругайтесь, мальчики. Хорошая девочка нехорошие слова подслушивать не будет! Если понадоблюсь — я на ипподроме.