И теперь, глядя в голодные глаза рабочих, он понял, чем была ТА ВОЙНА. Каких трудов и жертв тем самым, проклинаемым либералами, большевикам, стоило обуздать эту стихию. Направить из разрушительного, в созидательное русло.

Голод отключает разум. Отчаяние, заражает паникой и желанием крушить всё. Потому, что это «всё» — ненавистно потому, что «виновато» в том самом отчаянном положении, в котором оказался человек.

Соображение было элементарное.

Но следующее за ним было и ещё одно.

Как следствие.

И как признание собственной неправоты и подлости тех, кому он до сих пор верил на слово.

Никакие большевики не могли поднять страну на революцию, если бы эта страна не была перед этим доведена до отчаяния.

Ведь рвануло сразу и по всей стране.

К тому же самих большевиков было чудовищно мало — всего-то тридцать тысяч на огромную страну. Да и то, половина из них сидела по тюрьмам, а другая половина — в лучшем случае слонялась по заграницам.

Если принять тезис, что мол «проклятые большевики разрушили процветающую страну подняв революцию», то немедленно нужно сделать следующее, закономерное предположение. Прямо вытекающее из тезиса: «Весь народ в России, обуял приступ массового безумия. Эдакая массовая эпидемия бешенства, буйного помешательства».

Что невозможно в принципе. По природе человеческого существа.

Природе человеческого общества, которое даже в гибельном состоянии старается нащупать некую почву для остойчивости. Но никак не кидаться во всесокрушающую волну ярости и разрушения.

Последнее возможно только в одном случае — если другого выхода из наличной катастрофы попросту нет.

Эти мысли толкнули Григория на самое элементарное — на перерасчёт того, что он ранее делал.

Первая мысль, просто всех накормить — отпала сама собой.

Никаких бриллиантов, никакого количества золота не хватит, чтобы накормить всю страну. Нужно нормальное сельское хозяйство, которое произведёт то самое продовольствие.

Вторая, более близкая к реальности — выстроить «свою» экономику, которая бы постепенно переломила все катастрофические тенденции, что уже наметились в России по суди была ближе к реальности.

Но только прикинув в уме что надо сделать, сколько финансов это потребует, и каких людских ресурсов, осознание масштаба предстоящего деяния, тут же снова обрушило Григория в депрессию.