Однако ж никто из присутствующих, даже почитая Чарльза Кэмплемэна повинным во всех приписываемых ему проступках и ответственным за пресловутого шутника на дереве, не сочли нужным упомянуть о череде жутких кошмаров, что с недавних пор сделались бичом Шильстон-Алкота; похоже, разгадку этой тайны не знал никто.

Тут внимание собравшихся поневоле отвлеклось, ибо дом внезапно сотрясся до основания. Разговоры разом смолкли; сигары и трубки отложили в сторону, стаканы и кружки замерли на полпути к губам, все глаза изумленно и встревоженно расширились.

Трактир сотрясся снова, и еще раз, и еще. Задрожала земля; толчки следовали один за другим, некая незримая сила встряхивала дом вместе со всем его содержимым и с его обитателями. В общей зале раздался крик: землетрясение! Посетители толпой ринулись к дверям, испугавшись, что стропила и красновато-коричневая черепица того и гляди обрушатся им на головы; но тут подоспели Черри и ее отец и заверили гостей, что ничего подобного им не грозит, ибо штат «Герба» и его завсегдатаи отлично понимали, в чем дело.

В этот самый миг мистер Альфред Снорем зычно возвестил со своего места напротив регистрационной стойки:

– Громотопы идут, чтоб мне провалиться!

С тало быть, никакое это не землетрясение, хотя зрелище и впрямь потрясающее – потрясающее до самых основ! Оправившись от страха, посетители высыпали во двор, а с ними – Черри, ее отец и прочие обитатели «Герба»: полюбоваться на прибытие каравана мастодонтов, на погонщиков и на их лохматых рыжих подопечных, ибо в здешних широтах громотопы ныне встречались куда реже прежнего. Мерно кивая головами, мастодонты вышагивали по дороге: массивные туши раскачивались из стороны в сторону, ноги, точно стволы деревьев, с ритмичной силой ударяли в землю так, что с каждым шагом содрогалась долина. Четыре великолепных экземпляра шествовали гуськом, один за другим, каждый – почти пятнадцать футов в холке; гигантские бивни ходуном ходили вверх-вниз, хлопали уши, а огромные кроткие глаза настороженно посматривали по сторонам. Мастодонты шествовали в полной сбруе, на спинах их и по бокам крепились пассажирские возки и грузовые платформы. Возки, в свой черед, были битком набиты пассажирами – все, кроме последнего.

Подобно величавым кораблям сухопутных дорог, мастодонты «встали на якорь» точнехонько у ворот при входе во двор. Возчики возвысили голос; осторожно и неспешно, с удивительной грацией и изяществом гиганты опустились на колени, коснувшись брюхом земли. Из дверей возков спустили веревочные лестницы, и пассажиры принялись выбираться на землю. Старший погонщик внимательно следил за происходящим: этот человек с кудрявыми жесткими волосами, суровым лицом, весь словно вырезанный из дерева, в ярких клетчатых брюках и шляпе «пирог» с круглой плоской тульей и загнутыми кверху полями, управлял вожаком. Трех оставшихся мастодонтов опекали трое юных сыновей старшего погонщика– с волосами жесткими и кудрявыми, с лицами не менее суровыми и словно вырезанные из дерева не менее крепкого, – словом, молодая поросль дуба-отца. Караваны мастодонтов частенько находились в ведении одной семьи; более того, не только погонщики, но и сами громотопы приходились друг другу родней, как в данном случае: процессию возглавляли вожак с братом, а их двоюродные братья замыкали шествие.